Так Алкиной говорил; и, одобрив его предложенье,

            Все по домам разошлися, о ложе и сне помышляя.

            Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

            Каждый поспешно отнес на корабль меднолитную утварь;

[20]    Как же ту утварь под лавками судна укласть (чтоб работать

            Веслами в море могли, не вредя ей, гребцы молодые),

            Сам Алкиной, обошедший корабль, осторожно устроил.

            Все они в царских палатах потом учредили обед свой.

            Тут собирателю туч, громоносцу Крониону Зевсу,

[25]    В жертву быка принесла Алкиноева сила святая.

            Бедра предавши огню, насладились роскошною пищей

            Гости; и, громко звуча вдохновенною лирой, пред ними

            Пел Демодок, многочтимый в народе. Но голову часто

            Царь Одиссей обращал на всемирно-светящее солнце,

[30]    С неба его понуждая сойти, чтоб отъезд ускорить свой.

            Так помышляет о сладостном вечере пахарь, день целый

            Свежее поле с четою волов бороздивший могучим

            Плугом, и весело день провожает он взором на запад -

            Тащится тяжкой стопою домой он готовить свой ужин.

[35]    Так Одиссей веселился, увидя склоненье на запад

            Дня. Обращаясь ко всем феакиянам вместе, такое

            Слово сказал он, глаза устремив на царя Алкиноя:

            "Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

            В путь снарядите меня, сотворив возлиянье бессмертным;

[40]    Сами же радуйтесь. Все уж готово, чего так желало

            Милое сердце, корабль и дары; да пошлют благодать мне

            Боги Ураниды ныне, чтоб я, возвратяся в отчизну,

            Дома жену без порока нашел и возлюбленных ближних

            Всех сохраненных; а вы благоденствуйте каждый с своею

[45]    Сердцем избранной супругой и с чадами; всё да пошлют вам

            Доброе боги; и зло никакое чтоб вас не коснулось".

            Кончил; и все, изъявив одобренье, решили немедля

            Гостя, пленившего их столь разумною речью, отправить

            В путь. Обратяся тогда к Понтоною, сказал феакиян

[50]    Царь благородный: "Наполни кратеры вином и подай с ним

            Чаши, дабы, помолившись владыке Крониону Зевсу,

            Странника в милую землю отцов отпустили мы с миром".

            Так он сказал и, кратеры наполнив вином благовонным,

            Подал с ним чаши гостям Понтоной; и они возлиянье

[55]    Им совершили богам, беспредельного неба владыкам,

            Каждый на месте своем. Одиссей хитромысленный, вставши,

            Подал царице Арете двуярусный кубок; потом он,

            Голос возвысив, ей бросил крылатое слово: "Царица,

            Радуйся ныне и жизнь проводи беспечально, доколе

[60]    Старость и смерть не придут в обреченное каждому время.

            Я возвращаюсь в отеческий дом свой; а ты благоденствуй

            Дома с детьми, с домочадцами, с добрым царем Алкиноем".

            Слово такое сказав, через медный порог перешел он,

            С ним повелел Понтоною идти Алкиной, чтоб ему он

[65]    Путь указал к кораблю и к песчаному брегу морскому.

            Так же царица Арета послала за ним трех домашних служанок,

            С вымытой чисто одеждой одну и с хитоном, другую

            С отданным ей в сохраненье блестящим ковчегом, а третью

            С светлопурпурным вином и с запасом еды на дорогу.

[70]    К брегу морскому они подошли, и, принявши из рук их

            Платье, ковчег, и вино, и дорожную пищу, немедля

            Всё на корабль отнесли быстроходный гребцы и на гладкой

            Палубе мягко-широкий ковер с простыней полотняной

            Подле кормы разостлали, чтоб мог Одиссей бестревожно

[75]    Спать. И вступил Одиссеи на корабль быстроходный; и молча

            Лег он на мягко-широкий ковер. И на лавки порядком

            Сели гребцы и, канат отвязав от причального камня,

            Разом ударили в весла и взбрызнули темную влагу.

            Тою порой миротворно слетал Одиссею на вежды

[80]    Сон непробудный, усладный, с безмолвною смертию сходный.

            Быстро (как полем широким коней четверня, беспрестанно

            Сильных гонимых бичом, поражающим всех совокупно,

            Чуть до земли прикасаясь ногами, легко совершает

            Путь свой) корабль, воздвигая корму, побежал, и, пурпурной

[85]    Сзади волной напирая, его многошумное море

            Мчало вперед; беспрепятственно плыл он; и сокол, быстрейший

            Между пернатыми неба, его не догнал бы в полете,-

            Так он стремительно, зыбь рассекая, летел через море,

            Мужа неся богоравного, полного мыслей высоких,

[90]    Много встречавшего бед, сокрушающих сердце, средь бурной

            Странствуя зыби, и много великих видавшего браней -

            Ныне же спал он, забыв претерпенное, сном беззаботным.

            Но поднялася звезда лучезарная, вестница светлой,

            В сумраке раннем родившейся Эос; и, путь свой окончив,

[95]    К брегу Итаки достигнул корабль, облегающий море.

            Пристань находится там, посвященная старцу морскому

            Форку; ее образуют две длинные ветви крутого

            Брега, скалами зубчатыми в море входящего; ветрам

            Он возбраняет извне нагонять на спокойную пристань

[100]   Волны тревожные; могут внутри корабли на притонном

            Месте без привязи вольно стоять, не страшась непогоды;

            В самой вершине залива широкосенистая зрится

            Маслина; близко ее полутемный с возвышенным сводом

            Грот, посвященный прекрасным, слывущим наядами нимфам;

[105]   Много в том гроте кратер и больших двоеручных кувшинов

            Каменных: пчелы, гнездяся в их недре, свой мед составляют;

            Также там много и каменных длинных станов; за станами

            Сидя, чудесно одежды пурпурные ткут там наяды;

            Вечно шумит там вода ключевая; и в гроте два входа:

[110]   Людям один лишь из них, обращенный к Борею, доступен;

            К Ноту ж на юг обращенный богам посвящен - не дерзает

            Смертный к нему приближаться, одним лишь бессмертным открыт он.

            Зная то место, к нему подошли мореходцы; корабль их

            Целой почти половиною на берег вспрянул - так быстро

[115]   Мчался он, веслами сильных гребцов понуждаемый к бегу.

            Стал неподвижно у брега могучий корабль. Мореходцы,

            С палубы гладкой царя Одиссея рукой осторожной

            Сняв с простынею и с мягким ковром, на которых лежал он,

            Спящий глубоко, его положили на бреге песчаном;

[120]   После, богатства собрав, от разумных людей феакийских

            Им полученные в дар по внушенью великой Афины,

            Бережно склали у корня оливы широкосенистой

            Все, от дороги поодаль, дабы никакой проходящий,

            Пользуясь сном Одиссея глубоким, чего не похитил.

[125]   Кончив, пустилися в море они. Но земли колебатель,

            Помня во гневе о прежних угрозах своих Одиссею,

            Твердому в бедствиях мужу, с такой обратился молитвой

            К Зевсу: "О Зевс, наш отец и владыка, не буду богами

            Боле честим я, когда мной ругаться начнут феакийцы,

[130]   Смертные люди, хотя и божественной нашей породы;

            Ведал всегда я, что в дом свой, немало тревог испытавши,

            Должен вступить Одиссей; я не мог у него возвращенья

            Вовсе похитить: ты прежде уж суд произнес свой.

            Ныне ж его феакийцы в своем корабле до Итаки

[135]   Спящего, мне вопреки, довезли, наперед одаривши

            Золотом, медью и множеством риз, драгоценно-сотканных,

            Так изобильно, что даже из Трои подобной добычи

            Он не привез бы, когда б беспрепятственно в дом возвратился".

            Гневному богу ответствовал туч собиратель Кронион:

[140]   "Странное слово сказал ты, могучий земли колебатель;

            Ты ль не в чести у богов, и возможно ль, чтоб лучший,

            Старший и силою первый не чтим был от младших и низших?

            Если же кто из людей земнородных, с тобою неравных

            Силой и властью, тебя не почтит, накажи беспощадно.

[145]    Действуй теперь, как желаешь ты сам, как приятнее сердцу".

            Бог Посейдон, колебатель земли, отвечал громовержцу:

            "Смело б я действовать стал, о Зевес чернооблачный, если б

            Силы великой твоей и тебя раздражить не страшился;

            Ныне же мной феакийский прекрасный корабль, Одиссея

[150]   В землю его проводивший и морем обратно плывущий,

            Будет разбит, чтоб вперед уж они по водам не дерзали

            Всех провожать; и горою великой задвину их город".

            Гневному богу ответствовал так громовержец Кронион:

            "Друг Посейдон, полагаю, что самое лучшее будет,

[155]   Если (когда подходящий корабль издалека увидят

            Жители града) его перед ними в утес обратишь ты,

            Образ плывущего судна ему сохранивши, чтоб чудо

            Всех изумило; потом ты горою задвинешь их город".

            Слово такое услышав, могучий земли колебатель

[160]   В Схерию, где обитал феакийский народ, устремился

            Ждать корабля. И корабль, обтекатель морей, приближался

            Быстро. К нему подошед, колебатель земли во мгновенье

            В камень его обратил и ударом ладони к морскому

            Дну основанием крепко притиснул; потом удалился.

[165]   Шумно словами крылатыми спрашивать стали друг друга

            Веслолюбивые, смелые гости морей феакийцы,

            Глядя один на другого и так меж собой рассуждая:

            "Горе! Кто вдруг на водах оковал наш корабль быстроходный,

            К берегу шедший? Его уж вдали различали мы ясно".

[170]   Так говорили они, не постигнув того, что случилось.

            К ним обратился тогда Алкиной и сказал: "Феакийцы,

            Горе! Я вижу, что ныне сбылося все то, что отец мой

            Мне предсказал, говоря, как на нас Посейдон негодует

            Сильно за то, что развозим мы всех по морям безопасно.

[175]   Некогда, он утверждал, феакийский корабль, проводивший

            Странника в землю его, возвращаяся морем туманным,

            Будет разбит Посейдоном, который высокой горою

            Град наш задвинет. Так мне говорил он, и все совершилось.

            Вы ж, феакийские люди, исполните то, что скажу вам:

[180]   С этой поры мы не станем уже по морям, как бывало,

            Странников, наш посещающих град, провожать; Посейдону ж

            В жертву немедля двенадцать быков принесем, чтоб на милость

            Он преклонился и града горой не задвинул великой".

            Так он сказал, и быков приготовил на жертву объятый

[185]   Страхом народ; и, усердно молясь Посейдону владыке,

            Все феакийские старцы, вожди и вельможи стояли

            Вкруг алтаря. Той порой Одиссей, привезенный в отчизну

            Сонный, проснулся, и милой отчизны своей не узнал он -

            Так был отсутствен давно; да и сторону всю ту покрыла

[190]   Мглою туманною дочь громовержца Афина, чтоб не был

            Прежде, покуда всего от нее не услышит, кем встречен

            Царь Одиссей, чтоб его ни жена, ни домашний, ни житель

            Града какой не узнали, пока женихам не отмстит он;

            Вот почему и явилось очам Одиссея столь чуждым

[195]   Все, и излучины длинных дорог, и залив меж стенами

            Гладких утесов, и темные сени дерев черноглавых.

            Вставши, с великим волненьем он начал кругом озираться;

            Скорбь овладела душою его, по бедрам он могучим

            Крепко ударив руками, в печали великой воскликнул:

[200]   "Горе! К какому народу зашел я! Здесь, может быть, область

            Диких, не знающих правды, людей, иль, быть может, я встречу

            Смертных приветливых, богобоязненных, гостеприимных.

            Где же я скрою богатства мои и куда обратиться

            Мне самому? Для чего меж людьми феакийскими доле

[205]   Я не остался! К другому из сильных владык в их народе

            Я бы прибегнул, и он бы помог мне достигнуть отчизны;

            Ныне ж не знаю, что делать с своим мне добром; без храненья

            Здесь не оставлю его, от прохожих расхищено будет.

            Горе! Я вижу теперь, что не вовсе умны и правдивы

[210]   Были в поступках со мною и царь и вожди феакийцев:

            Ими я брошен в краю, мне чужом; отвезти обещались

            В милую прямо Итаку меня и нарушили слово;

            Их да накажет Зевес, покровитель лишенных покрова,

            Зрящий на наши дела и карающий наши злодейства.

[215]   Должно, однако, богатства мои перечесть, чтоб увидеть,

            Цело ли все, не украли ль чего в корабле быстроходном".

            Он сосчитал все котлы, все треножники, все золотые

            Утвари, все драгоценно-сотканные ризы, и целым

            Все оказалось; но горько он плакал о милой отчизне,

[220]   Глядя на шумное море, бродя по песчаному брегу

            В тяжкой печали. К нему подошла тут богиня Афина,

            Образ приняв пастуха, за овечьим ходящего стадом,

            Юного, нежной красою подобного царскому сыну;

            Ей покрывала двойная широкая мантия плечи,

[225]   Ноги сияли в сандалиях, легким копьем подпиралась.

            Радуясь встрече такой, Одиссей подошел к светлоокой

            Деве и, голос возвысив, ей бросил крылатое слово:

            "Друг, ты в земле незнакомой мне, страннику, встретился первый;

            Радуйся; сердце ж на милость свое преклони; сбереги мне

[230]   Это добро, и меня самого защити; я как бога,

            Друг, умоляю тебя и колена твои обнимаю:

            Мне отвечай откровенно, чтоб мог я всю истину ведать,

            Где я? В какой стороне? И какой здесь народ обитает?

            Остров ли это гористый, иль в море входящий, высокий

[235]   Берег земли матерой, покровенной крутыми горами?"

            Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

            "Видно, что ты издалека пришелец, иль вовсе бессмыслен,

            Если об этом не ведаешь крае? Но он не бесславен

            Между краями земными, народам земным он известен

[240]   Всем, как живущим к востоку, где Эос и Гелиос всходят,

            Так и живущим на запад, где область туманныя ночи;

            Правда, горист и суров он, коням неприволен, но вовсе ж

            Он и не дик, не бесплоден, хотя не широк и полями

            Беден; он жатву сторицей дает, и на нем винограда

[245]   Много родится от частых дождей и от рос плодотворных;

            Пажитей много на нем для быков и для коз, и богат он

            Лесом и множеством вод, безущербно год целый текущих.

            Странник, конечно, молва об Итаке дошла и к пределам

            Трои, лежащей, как слышно, далеко от края ахеян".

[250]   Кончила. В грудь Одиссея веселье от слов сих проникло;

            Рад был услышать он имя отчизны из уст светлоокой

            Дочери Зевса эгидодержавца Паллады Афины;

            Голос возвысив, он бросил крылатое слово богине

            (Правду, однако, он скрыл от нее хитроумною речью,

[255]   В сердце своем осторожно о пользе своей помышляя):

            "Имя Итаки впервые услышал я в Крите обширном,

            За морем; ныне ж и сам я пределов Итаки достигнул,

            Много сокровищ с собою привезши и столько же дома

            Детям оставив; бежал я оттуда, убив Орсилоха,

[260]   Идоменеева милого сына, который в обширном

            Крите мужей предприимчивых всех побеждал быстротою

            Ног; он хотел у меня всю добычу троянскую (столько

            Злых мне тревог приключившую в те времена, как во многих

            Бранях я был и среди бедоносного странствовал моря)

[265]   Силой отнять, поелику его я отцу отказался

            В Трое служить и своими людьми предводил; но его я,

            Шедшего с поля, с товарищем подле дороги укрывшись,

            Метко направленным медным копьем умертвил из засады:

            Темная ночь небеса покрывала тогда, никакой нас

[270]   Видеть не мог человек; и не сведал никто, что убийца

            Я; но, копьем медноострым его умертвив, не замедлил

            Я, к кораблю финикийских людей благородных пришедши,

            Их убедить предложеньем даров, чтоб, меня на корабль свой

            Взявши и в Пилос привезши, там на берег дали мне выйти

[275]   Или в Элиду, священную область эпеян, меня проводили:

            Но берегов их достигнуть нам не дал враждующий ветер,

            К горю самих мореходцев, меня обмануть не хотевших;

            Сбившись с дороги, сюда мы приплыли ночною порою;

            В пристань на веслах ввели мы корабль, и никто не помыслил,

[280]   Сколь ни стремило к тому нас желанье об ужине; все мы,

            Вместе сошед с корабля, улеглися на бреге песчаном;

            В это мгновенье в глубокий я сон погрузился; они же,

            Взявши пожитки мои с корабля, их сложили на землю

            Там, где заснувший лежал на песке я; потом, возвратяся

[285]   Все на корабль, к берегам многолюдной Сидонии путь свой

            Быстро направили. Я же остался один, сокрушенный".

            Кончил. С улыбкой Афина ему светлоокая щеки

            Нежной рукой потрепала, явившись прекрасною, с станом

            Стройно-высоким, во всех рукодельях искусною девой.

[290]   Голос возвысив, богиня крылатое бросила слово:

            "Должен быть скрытен и хитр несказанно, кто спорить с тобою

            В вымыслах разных захочет; то было бы трудно и богу.

            Ты, кознодей, на коварные выдумки дерзкий, не можешь,

            Даже и в землю свою возвратясь, оторваться от темной

[295]   Лжи и от слов двоесмысленных, смолоду к ним приучившись;

            Но об этом теперь говорить бесполезно; мы оба

            Любим хитрить. На земле ты меж смертными разумом первый,

            Также и сладкою речью; я первая между бессмертных

            Мудрым умом и искусством на хитрые вымыслы. Как же

[300]   Мог не узнать ты Паллады Афины, тебя неизменно

            В тяжких трудах подкреплявшей, хранившей в напастях и ныне

            Всем феакиянам сердце к тебе на любовь преклонившей?

Willy Pogany. Одиссей и Афина

 

            Знай же теперь: я пришла, чтоб, с тобой все разумно обдумав,

            К месту прибрать здесь все то, что от щедрых людей феакийских

[305]   Ты получил при отъезде моим благосклонным внушеньем;

            Также, чтоб знал ты, какие судьба в многославном жилище

            Царском беды для тебя приготовила. Ты же мужайся;

            Но берегись, чтоб никто там, ни муж, ни жена, не проникли

            Тайны, что бедный скиталец- ты сам, возвратившийся; молча

[310]   Все оскорбленья сноси, наглецам уступая без гнева".

            Светлой Афине ответствовал так Одиссей богоравный:

            "Смертный, и самый разумный, с тобою случайно, богиня,

            Встретясь, тебя не узнает: во всех ты являешься видах.

            Помню, однако, я, сколь ты бывала ко мне благосклонна

[315]   В те времена, как в троянской земле мы сражались, ахейцы.

            Но когда, ниспровергнувши город Приамов великий,

            Мы к кораблям возвратились, разгневанный бог разлучил нас.

            С тех пор с тобой не встречался я, Диева дочь; не приметил

            Также, чтоб ты, на корабль мой вступивши, меня от какого

[320]   Зла защитила. С разорванным сердцем, без всякой защиты,

            Странствовал я: наконец от напастей избавили боги.

            Только в стране плодоносной мужей феакийских меня ты

            Словом своим ободрила и в город мне путь указала.

            Ныне ж, колена объемля твои, умоляю Зевесом

[325]   (Я сомневаюсь, чтоб был я в Итаке: я в землю иную

            Прибыл; ты, так говоря, без сомненья испытывать шуткой

            Хочешь мне сердце; ты хочешь мой разум ввести в заблужденье),

            Правду скажи мне, я подлинно ль милой отчизны достигнул?"

            Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

[330]   "В сердце моем благосклонность к тебе сохранилася та же;

            Мне невозможно в несчастье покинуть тебя: ты приемлешь

            Ласково каждый совет, ты понятлив, ты смел в исполненье;

            Всякий, на чуже скитавшийся долго, достигнув отчизны,

            Дом свой, жену и детей пламенеет желаньем увидеть;

[335]   Ты ж, Одиссей, не спеши узнавать, воздержись от расспросов;

            Прежде ты должен жену испытать; неизменная сердцем,

            Дома она ожидает тебя с нетерпением, тратя

            Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали.

            Я же сомнения в том никогда не имела - напротив,

[340]   Знала, что, спутников всех потеряв, ты домой возвратишься;

            Но неприлично мне было вражду заводить с Посейдоном,

            Братом родителя Зевса, тобой оскорбленным: ты сильно

            Душу разгневал его умерщвлением милого сына.

            Но, чтоб ты мог мне поверить, тебе я открою Итаку.

[345]   Здесь посвященная старцу морскому Форкинская пристань;

            В самой вершине залива широкосенистую видишь

            Маслину; близко ее полутемный с возвышенным сводом

            Грот, посвященный прекрасным, слывущим наядами, нимфам

            (Самый тот хладный, в утесе таящийся грот, где столь часто

[350]   Ты приносил гекатомбы богатые чистым наядам).

            Вот и гора Нерион, покровенная лесом широким".

            Кончив, богиня туман разделила; окрестность явилась;

            В грудь Одиссея при виде таком пролилося веселье;

            Бросился он целовать плододарную землю отчизны;

[355]   Руки подняв, обратился потом он с молитвой к наядам:

            "Нимфы наяды, Зевесовы дочери, я уж не думал

            Здесь вас увидеть; теперь веселитесь моею веселой,

            Нимфы, молитвой; и будут дары вам обычные, если

            Дочь броненосная Зевса Афина и мне благосклонно

[360]   Жизнь сохранит и милого сына спасет от напасти".

            Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

            "Будь беззаботен; не этим теперь ты тревожиться должен;

            Должен, напротив, сокровища в недре пространного грота

            Спрятать свои, чтоб из них ничего у тебя не пропало.

[365]   После, все дело обдумав, мы выберем то, что полезней".

            Кончив, богиня во внутренность грота вошла и рукою

            Темные стен закоулки ощупала; сын же Лаэртов

            Все, и нетленную медь, и богатые платья, и злато,

            Им от людей феакийской земли полученные, собрал;

[370]   В гроте их склав, перед входом его положила огромный

            Камень дочь Зевса эгидодержавца Паллада Афина.

            Оба тогда, под широкосенистою маслиной севши,

            Стали обдумывать, как погубить женихов многобуйных.

            Дочь светлоокая Зевса богиня Афина сказала:

[375]   "О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

            Выдумай, как бы тебе женихов наказать беззаконных,

            Боле трех лет самовластно твоим обладающих домом,

            Муча докучным своим сватовством Пенелопу; она же,

            Сердцем в разлуке с тобою крушась, подает им надежду

[380]   Всем, и каждому порознь себя обещает, и вести

            Добрые шлет к ним, недоброе в сердце для них замышляя".

            Светлой Афине ответствовал так Одиссей многоумный:

            "Горе! И мне б, как царю Агамемнону, сыну Атрея,

            Жалостной гибели в царском жилище моем не избегнуть,

[385]   Если бы вовремя мне ты всего не открыла, богиня!

            Дай мне теперь наставление, как отомстить им; сама же

            Мне помоги и такую ж даруй мне отважность, как в Трое,

            Где мы разрушили светлые стены Приамова града.

            Стой за меня и теперь, как тогда, светлоокая; смело

[390]   Выйти готов и на триста мужей я, хранимый твоею

            Силой божественной, если ко мне ты еще благосклонна".

            Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

            "Буду стоять за тебя и теперь я, не будешь оставлен

            Мной и тогда, как приступим мы к делу; и, думаю, скоро

[395]   Лоно земли беспредельной обрызжется кровью и мозгом

            Многих из них, беззаконных, твое достоянье губящих.

            Прежде, однако, тебя превращу я, чтоб не был никем ты

            Узнан: наморщу блестящую кожу твою на могучих

            Членах, сниму с головы златотемные кудри, покрою

[400]   Рубищем бедным плеча, чтоб глядел на тебя с отвращеньем

            Каждый, и струпом глаза, столь прекрасные ныне, подерну;

            В виде таком женихам ты, супруге и сыну (который

            Дома тобой был оставлен), неузнанный, будешь противен.

            Прежде, однако, отсюда ты должен пойти к свинопасу,

[405]   Главному здесь над стадами свиными смотрителю; верен

            Он и тебе, и разумной твоей Пенелопе, и сыну;

            Встретишь его ты у стада свиней; близ утеса Коракса,

            Подле ключа Аретусы лазоревой стадо пасется,

            Жадно питаяся там желудьми и водой запивая

[410]   Пищу, которая тушу свиную густым наливает

            Жиром; с ним сидя, его обо всем ты подробно расспросишь.

            Тою порою я в женопрекрасный пойду Лакедемон

            Вызвать к тебе, Одиссей, твоего Телемаха оттуда:

            Он же в широкоравнинную Спарту пошел, чтоб услышать

[415]   Весть о тебе от Атрида и, жив ли еще ты, проведать".

            Светлой Афине ответствовал так Одиссей многоумный:

            "Ведая все, для чего же ему не сказала ты правды?

            Странствуя, многим и он сокрушеньям подвергнуться может

            На море бурном, во власти грабителей дом свой оставив".

[420]   Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

            "Много о том, Одиссей, ты тревожиться сердцем не должен.

            Я проводила его, чтоб людей посмотрел и меж ними

            Нажил великую славу; легко все окончив, теперь он

            В доме Атреева сына сидит и роскошно пирует.

[425]   Правда, его женихи стерегут в корабле темногрудом,

            Злую погибель готовя ему на возвратной дороге;

            Я им, однако, того не дозволю; и прежде могила

            Многих из них, разоряющих дерзостно дом твой, поглотит".

            С сими словами богиня к нему прикоснулася тростью.

[430]   Разом на членах его, вдруг иссохшее, сморщилось тело,

            Спали с его головы златотемные кудри, сухою

            Кожею дряхлого старца дрожащие кости покрылись,

            Оба столь прежде прекрасные глаза подернулись струпом,

            Плечи оделись тряпицей, в лохмотье разорванным, старым

[435]   Рубищем, грязным, совсем почерневшим от смрадного дыма;

            Сверх же одежды оленья широкая кожа повисла,

            Голая, вовсе без шерсти; дав посох ему и котомку,

            Всю в заплатах, висящую вместо ремня на веревке,

            С ним разлучилась богиня; что делать, его научивши,

[440]   К сыну его полетела она в Лакедемон священный.

 

 Примечания к Песни Тринадцатой:

 Стихи 14-15. …себя ж наградим за убытки богатым сбором с народа – любопытная черта социального строя, свидетельствующая об эксплуатации народных масс нарождающейся аристократией.

Стих 81. …как полем широким коней четверня… – Всё сравнение – позднейшая вставка: ещё древние комментаторы отмечали, что в гомеровское время не знали колесниц, запряженных четвёркой.

Стих 130. …божественной нашей породы. – Вспомним, что Алкиной – внук Посейдона.

Стих 156. …его перед ними в утес обратишь ты. – Возле острова Керкиры (теперь Корфу) до сих пор имеется скала, похожая по своим очертаниям на корабль. На этом основании древние толкователи Гомера отождествляли остров феакийцев с Керкирой.

Стих 272. …к кораблю финикийских людей… – В гомеровскую эпоху морская торговля находилась преимущественно в руках финикийских купцов.

Стих 343. …умерщвлением милого сына – ошибка Жуковского: Полифем был ослеплен Одиссеем, о чем и говорится в оригинале.

 

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

 Краткое содержание Песни Четырнадцатой, составленное В. Жуковским:

Одиссей  приходит  к  Евмею;  позавтракав  с  ним,  он  уверяет старого свинопаса,  что  господин  его скоро возвратится, и подтверждает то клятвою; но  Евмей ему не верит. Одиссей рассказывает ему вымышленную о себе повесть. Ввечеру   все   другие   пастухи   возвращаются   с  паствы.  Евмей  убивает откормленную  свинью  на  ужин.  Холодная  ночь;  Одиссей вымышленным о себе рассказом  побуждает  Евмея  дать  ему теплую мантию на ночь. Все засыпают в доме; один Евмей уходит наблюдать за стадом, оставленным в поле.

            Тою порою из пристани вкруг по тропинке нагорной

            Лесом пошел он в ту сторону, где, по сказанью Афины,

            Жил свинопас богоравный, который усерднее прочих

            Царских рабов наблюдал за добром своего господина.

[5]     Он на дворе перед домом в то время сидел за работой;

            Дом же стоял на высоком, открытом и кругообзорном

            Месте, просторный, отвсюду обходный; его для свиных там

            Стад свинопас, не спросясь ни с царицей, ни с старцем Лаэртом,

            Сам, поелику его господин был отсутствен, из твердых

[10]    Камней построил; ограда терновая стены венчала;

            Тын из дубовых, обтесанных, близко один от другого

            В землю вколоченных кольев его окружал; на дворе же

            Целых двенадцать просторных закут для свиней находилось:

            Каждую ночь в те закуты свиней загоняли, и в каждой

[15]    Их пятьдесят, на земле неподвижно лежащих, там было

            Заперто - матки одни для расплода; самцы же во внешних

            Спали закутах и в меньшем числе: убавляли, пируя,

            Их женихи богоравные (сам свинопас принужден был

            Лучших и самых откормленных им посылать ежедневно);

[20]    Триста их там шестьдесят боровов налицо оставалось;

            Их сторожили четыре собаки, как дикие звери

            Злобные: сам свинопас, повелитель мужей, для себя их

            Выкормил. Сидя тогда перед домом, кроил он из крепкой

            Кожи воловьей подошвы для ног; пастухи же другие

[25]    Были в отлучке: на пажити с стадом свиней находились

            Трое, четвертый самим повелителем послан был в город

            Лучшую в стаде свинью женихам необузданным против

            Воли отдать, чтоб, зарезав ее, насладились едою.

            Вдруг вдалеке Одиссея увидели злые собаки;

[30]    С лаем они на него побежали; к земле осторожно,

            Видя опасность, присел Одиссей, но из рук уронил он

            Посох, и жалкую гибель в своем бы он встретил владенье,

            Если бы сам свинопас, за собаками бросясь поспешно,

            Выбежать, кинув работу свою, не успел из заграды:

[35]    Крикнув на бешеных псов, чтоб пугнуть их, швырять он большими

            Камнями начал; потом он сказал, обратясь к Одиссею:

            "Был бы, старик, ты разорван, когда б опоздал я минуту;

            Тяжким упреком легло б мне на сердце такое несчастье;

            Мне же и так уж довольно печалей бессмертные дали:

[40]   Здесь, о моем господине божественном сетуя, должен

            Я для незваных гостей боровов Одиссеевых жирных

            Прочить, тогда как, быть может, он сам без покрова, без пищи

            Странствует в чуждых землях меж народов иного языка

            (Если он только еще где сиянием дня веселится).

[45]    В дом мой последуй за мною, старик; я тебя дружелюбно

            Пищею там угощу и вином; отдохнувши, ты скажешь,

            Кто ты, откуда, какие беды и напасти где встретил".

            Кончил, и в дом с Одиссеем вошел свинопас богоравный;

            Там он на кучу его посадил многолиственных, свежих

[50]    Сучьев, недавно нарубленных, прежде косматою кожей

            Серны, на ней же он спал по ночам, их покрыв. Одиссею

            Был по душе столь радушный прием; он сказал свинопасу:

            "Зевса молю я и вечных богов, чтоб тебе ниспослали

            Всякое благо за то, что меня ты так ласково принял".

[55]    Страннику так отвечал ты, Евмей, свинопас богоравный:

            "Если бы, друг, кто и хуже тебя посетил нас, мы долг свой

            Гостя почтить сохранили бы свято - Зевес к нам приводит

            Нищих и странников; дар и убогий Зевесу угоден.

            Слишком же щедрыми быть нам не можно, рабам, в беспрестанном

[60]    Страхе живущим, понеже теперь господа молодые

            Властвуют нами. Кронион решил, чтоб лишен был возврата

            Он, столь ко мне благосклонный; меня б он устроил, мне дал бы

            Поле, и дом, и невесту с богатым приданым, и, словом,

            Все, что служителям верным давать господин благодушный

[65]    Должен, когда справедливые боги успехом усердье

            Их наградили, как здесь и меня за труды награждают;

            Так бы со мною здесь милостив был он, когда б мог достигнуть

            Старости дома; но нет уж его... о! зачем не Еленин

            Род истреблен! От нее сокрушились колена славнейших

[70]    Наших героев: и он за обиду Атрида с другими

            В Трою неволей пошел истребить Илион многоконный".

            Так говорил он и, поясом легкий хитон свой стянувши,

            К той отделенной закуте пошел, где одни поросята

            Заперты были; взяв двух пожирней, он обоих зарезал,

[75]    Их опалил, и на части рассек, и, на вертел наткнувши

            Части, изжарил их; кончив, горячее мясо он подал

            Гостю на вертеле, ячной мукою его пересыпав.

            После, медвяным вином деревянный наполнивши кубок,

            Сел против гостя за стол и, его приглашая к обеду:

[80]    "Странник, - сказал, - не угодно ль тебе поросятины, нашей

            Пищи убогой, отведать - свиней же одни беспощадно

            Жрут женихи, не страшась никакого за то наказанья;

            Дел беззаконных, однако, блаженные боги не любят:

            Правда одна, и благие поступки людей им угодны;

[85]    Даже разбойники, злые губители, разные земли

            Грабить обыкшие, - многой добычей, им данной Зевесом,

            Свой нагрузивши корабль и на нем возвращаясь в отчизну, -

            Страх наказанья великий в душе сохраняют; они же

            (Видно, им бога какого пророческий слышался голос),

[90]    Веря, что гибель постигла его, ни свое, как прилично,

            Весть сватовство не хотят, ни к себе возвратиться не мыслят,

            В доме, напротив, пируют его и бесчинно все грабят;

            Каждую Зевсову ночь там и каждый ниспосланный Зевсом

            День не одну и не две мы свиньи на съеденье им режем;

[95]    Там же они и вино, неумеренно пьянствуя, тратят.

            Дом же его несказанно богат был, никто из живущих

            Здесь благородных мужей - на твердыне ли черного Зама

            Или в Итаке - того не имел; получал он дохода

            Боле, чем десять у нас богачей; я сочту по порядку:

[100]   Стад криворогих быков до двенадцати было, овечьих

            Также, и столько ж свиных, и не менее козьих (пасут их

            Здесь козоводы свои и наемные); также на разных

            Паствах еще здесь гуляет одиннадцать козьих особых

            Стад; и особые их стерегут на горах козоводы;

[105]   Каждый из тех козоводов вседневно, черед наблюдая,

            В город с жирнейшей козою, меж лучшими выбранной, ходит;

            Так же вседневно и я, над стадами свиными здесь главный,

            Лучшего борова им на обед посылать приневолен".

            Так говорил он, а гость той порою ел мясо, усердно

[110]   Пил и молчал, женихам истребление в мыслях готовя.

            Пищей божественной душу свою насладивши довольно,

            Кубок он свой, из которого сам пил, хозяину подал

            Полный вина - и его свинопас с удовольствием принял;

            Гость же, к нему обратившися, бросил крылатое слово:

[115]   "Друг, расскажи о купившем тебя господине, который

            Был так несметно богат, так могуч и потом, говоришь ты,

            В Tpoe погиб, за обиду отмщая Атреева сына;

            Знать я желаю: не встретился ль где он случайно со мною?

            Зевсу и прочим бессмертным известно, могу ли в свою вам

[120]   Очередь что про него рассказать - я давно уж скитаюсь".

            Так свинопас, повелитель мужей, отвечал Одиссею:

            "Старец, теперь никакой уж из странников, много бродивших,

            Радостной вестью об нем ни жены не обманет, ни сына.

            Часто в надежде, что их, угостив, одарят, здесь бродяги

[125]   Лгут, небылицы и басни о нем вымышляя; и кто бы,

            Странствуя в разных землях, ни зашел к нам в Итаку, уж верно

            Явится к нашей царице с нелепою сказкой о муже;

            Ласково всех принимает она и рассказы их жадно

            Слушает все, и с ресниц у внимающей падают капли

[130]   Слез, как у всякой жены, у которой погиб в отдаленье

            Муж. Да и ты нам, старик, небылицу расскажешь охотно,

            Если хламиду тебе иль хитон за труды посулим мы.

            Нет, уж, конечно, ему иль собаки, иль хищные птицы

            Кожу с костей оборвали - и с телом душа разлучилась,

[135]   Или он рыбами съеден морскими, иль кости на взморье

            Где-нибудь, в зыбком песке глубоко погребенные, тлеют;

            Так он погиб, в сокрушенье великом оставив домашних

            Всех, наипаче меня; никогда, никогда не найти уж

            Мне господина столь доброго, где бы я ни жил, хотя бы

[140]   Снова по воле бессмертных к отцу был и к матери милой

            В дом приведен, где родился, где годы провел молодые.

            Но не о том я крушуся, хотя и желал бы хоть раз их

            Образ увидеть глазами, хоть раз посетить их в отчизне, -

            Нет, об одном Одиссее далеком я плачу; ах, добрый

[145]   Гость мой, его и далекого здесь не могу называть я

            Просто по имени (так он со мною был милостив); братом

            Милым его я, хотя и в разлуке мы с ним, называю".

            Царь Одиссеи хитроумный сказал, отвечая Евмею:

            "Если, не веря вестям, утверждаешь ты, друг, что сюда он

[150]   Боле не будет, и если уж так ты упорен рассудком,

            Я не скажу ничего; но лишь в том, что наверное скоро

            К вам Одиссей возвратится, дам клятву; а мне ты заплатишь

            Только тогда, как вхоДящего в дом свой его здесь увидишь:

            Платье тогда подаришь мне, хитон и хламиду; до тех пор,

[155]   Сколь ни великую бедность терплю, ничего не приму я;

            Мне самому ненавистней Аидовых врат ненавистных

            Каждый обманщик, ко лжи приневоленный бедностью тяжкой;

            Я же Зевесом владыкой, твоей гостелюбной трапезой,

            Также святым очагом Одиссеева дома клянуся

[160]   Здесь, что наверно и скоро исполнится то, что сказал я;

            Прежде, чем солнце окончит свой круг, Одиссей возвратится;

            Прежде, чем месяц наставший сменен наступающим будет,

            Вступит он в дом свой; и мщенье тогда совершится над каждым,

            Кто Пенелопу и сына его дерзновенно обидел".

[165]   Страннику так отвечал ты, Евмей, свинопас богоравный:

            "Нет, ни за вести свои ты от нас не получишь награды,

            Добрый мой гость, ни сюда Одиссей не придет; успокойся ж,

            Пей, и начнем говорить о другом; мне и слышать об этом

            Тяжко; и сердце всегда обливается кровью, когда мне

[170]   Кто здесь хоть словом напомнит о добром моем господине.

            Также и клятвы давать не трудись; возвратится ли, нет ли

            К нам господин мой, как все бы желали мы - я, Пенелопа,

            Старец Лаэрт и подобный богам Телемах, - но о сыне

            Боле теперь, чем о славном, родившем его Одиссее,

[175]   Я сокрушаюсь: как ветвь молодая, воспитан богами

            Был он; я мнил, что со временем, мужеской силы достигнув,

            Будет подобно отцу он прекрасен и видом и станом, -

            Знать, неприязненный демон какой иль враждующий смертный

            Разум его помутил: чтоб узнать об отце отдаленном,

[180]   В Пилос божественный поплыл он; здесь же, укрывшись в засаде,

            Ждут женихи, чтоб, его умертвив на возвратной дороге,

            В нем и потомство Аркесия все уничтожить в Итаке.

            Мы же, однако, оставим его - попадется ль им в руки

            Он, избежит ли их козней, спасенный Зевесом, - теперь ты

[185]   Мне расскажи, что с тобой и худого и доброго было

            В свете? Скажи откровенно, чтоб мог я всю истину ведать:

            Кто ты? Какого ты племени? Где ты живешь? Кто отец твой?

            Кто твоя мать? На каком корабле и какою дорогой

            Прибыл в Итаку? Кто были твои корабельщики? В край наш

[190]    (Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришел ты".

            Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

            "Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать.

            Если б мы оба с тобой запаслися на долгое время

            Пищей и сладким питьем и глаз на глаз осталися двое

[195]   Здесь пировать на просторе, отправив других на работу,

            То и тогда, ежедневно рассказ продолжая, едва ли

            В год бы я кончил печальную повесть о многих напастях,

            Мной претерпенных с трудом несказанным по воле бессмертных.

            Славлюсь я быть уроженцем широкоравнинного Крита;

[200]   Сын я богатого мужа; и вместе со мною других он

            Многих имел сыновей, им рожденных и выросших дома;

            Были они от законной супруги; а я от рабыни,

            Купленной им, родился, но в семействе почтен как законный

            Сын был отцом благородным, Кастором, Гилаксовым сыном;

[205]   Он же от всех обитателей Крита, как бог, уважаем

            Был за богатство, за власть и за доблесть сынов многославных;

            Но приносящие смерть, беспощадно-могучие Керы

            В область Аида его увели; сыновья же, богатства

            Все разделив меж собою по жеребью, дали мне самый

[210]   Малый участок и дом небольшой для житья; за меня же

            Вышла богатых родителей дочь; предпочтен был другим я

            Всем женихам за великую доблесть; на многое годный,

            Был я в деле военном не робок... но все миновалось;

            Я лишь солома теперь, по соломе, однако, и прежний

[215]   Колос легко распознаешь ты; ныне ж я бедный бродяга.

            С мужеством бодрым Арей и богиня Афина вселили

            Мне боелюбие в сердце; не раз выходил я, созвавши

            Самых отважнейших, против врагов злонамеренных в битву;

            Мыслью о смерти мое никогда не тревожилось сердце;

[220]   Первый, напротив, всегда выбегал я с копьем, чтоб настигнуть

            В поле противника, мне уступавшего ног быстротою;

            Смелый в бою, полевого труда не любил я, ни тихой

            Жизни домашней, где милым мы детям даем воспитанье;

            Островесельные мне корабли привлекательней были;

[225]   Бой и крылатые стрелы и медноблестящие копья,

            Грозные, в трепет великий и в страх приводящие многих,

            Были по сердцу мне - боги любовь к ним вложили мне в сердце:

            Люди не сходны, те любят одно, а другие другое.

            Прежде, чем в Трою пошло броненосное племя ахеян,

[230]   Девять я раз в корабле быстроходном с отважной дружиной

            Против людей иноземных ходил - и была нам удача;

            Лучшее брал я себе из добыч, и по жеребью также

            Много на часть мне досталось; свое увеличив богатство,

            Стал я могуч и почтен меж народами Крита; когда же

[235]   Грозно гремящий Зевес учредил роковой для ахеян знаменитых,

            Путь, сокрушивший колена столь многих мужей

            С Идоменеем, царем многославным, от критян был избран

            Я с кораблями идти к Илиону; и было отречься

            Нам невозможно: мы властью народа окованы были.

[240]   Девять там лет воевали упорно мы, чада ахеян;

            Но на десятый, когда, ниспровергнув Приамов великий

            Град, мы к своим кораблям возвратилися, бог разлучил нас.

            Мне, злополучному, бедствия многие Зевс приготовил.

            Целый месяц провел я с детьми и с женою в семейном

[245]   Доме, великим богатством моим веселясь; напоследок

            Сильно в Египет меня устремило желание; выбрав

            Смелых товарищей, я корабли изготовил; их девять

            Там мы оснастили новых; когда ж в корабли собралися

            Бодрые спутники, целых шесть дней до отплытия все мы

[250]   Там пировали; я много зарезал быков и баранов

            В жертву богам, на роскошное людям моим угощенье;

            Но на седьмой день, покинувши Крит, мы в открытое море

            Вышли и с быстропопутным, пронзительнохладным Бореем

            Плыли, как будто по стремю, легко; и ничем ни один наш

[255]   Не был корабль поврежден; нас, здоровых, веселых и бодрых,

            По морю мчали они, повинуясь кормилу и ветру.

            Дней через пять мы к водам светлоструйным потока Египта

            Прибыли: в лоне потока легкоповоротные наши

            Все корабли утвердив, я велел, чтоб отборные люди

[260]   Там, на морском берегу, сторожить их остались; другим же

            Дал приказание с ближних высот обозреть всю окрестность.

            Вдруг загорелось в них дикое буйство; они, обезумев,

            Грабить поля плодоносные жителей мирных Египта

            Бросились, начали жен похищать и детей малолетних,

[265]   Зверски мужей убивая, - тревога до жителей града

            Скоро достигла, и сильная ранней зарей собралася

            Рать; колесницами, пешими, яркою медью оружий

            Поле кругом закипело; Зевес, веселящийся громом,

            В жалкое бегство моих обратил, отразить ни единый

[270]   Силы врага не поспел, и отвсюду нас смерть окружила;

            Многих тогда из товарищей медь умертвила, и многих

            Пленных насильственно в град увлекли на печальное рабство.

            Я благовремение был вразумлен всемогущим Зевесом.

            (О, для чего избежал я судьбины и верной не встретил

[275]   Смерти в Египте! Мне злее беды приготовил Кронион.)

            Сняв с головы драгоценно-украшенный кожаный шлем мой,

            Щит мой сложивши с плеча и копье медноострое бросив,

            Я подбежал к колеснице царя и с молитвой колена

            Обнял его; он меня не отвергнул; но, сжалясь, с ним рядом

[280]   Сесть в колесницу велел мне, лиющему слезы, и в дом свой

            Царский со мной удалился - ас копьями следом за нами

            Много бежало их, смертию мне угрожавших; избавлен

            Был я от смерти царем - он во гнев привести гостелюбца

            Зевса, карателя строгого дел злочестивых, страшился.

[285]   Целых семь лет я провел в стороне той и много богатства

            Всякого собрал: египтяне щедро меня одарили;

            Год напоследок осьмой приведен был времен обращеньем;

            Прибыл в Египет тогда финикиец, обманщик коварный,

            Злой кознодей, от которого много людей пострадало;

[290]   Он, увлекательной речью меня обольстив, Финикию,

            Где и поместье и дом он имел, убедил посетить с ним:

            Там я гостил у него до скончания года. Когда же

            Дни протекли, миновалися месяцы, полного года

            Круг совершился и Оры весну привели молодую,

[295]   B Ливию с ним в корабле, облетатсле моря, меня он

            Плыть пригласил, говоря, что товар свой там выгодно сбудем;

            Сам же, напротив, меня, не товар наш, продать там замыслил;

            С ним и поехал я, против желанья, добра не предвидя.

            Мы с благосклонно-попутным, пронзительнохладным Бореем

[300]   Плыли; уж Крит был за нами... Но Дий нам готовил погибель;

            Остров из наших очей в отдаленье пропал, и исчезла

            Всюду земля, и лишь небо, с водами слиянное, зрелось;

            Бог громовержец Кронион тяжелую темную тучу

            Прямо над нашим сгустил кораблем, и под ним потемнело

[305]   Море; и вдруг, заблистав, он с небес на корабль громовую

            Бросил стрелу; закружилось пронзенное судно, и дымом

            Серым его обхватило; все разом товарищи были

            Сброшены в воду, и все, как вороны морские, рассеясь,

            В шумной исчезли пучине - возврата лишил их Кронион

[310]   Всех; лишь объятого горем великим меня надоумил

            Вовремя он корабля остроносого мачту руками

            В бурной тревоге схватить, чтоб погибели верной избегнуть;

            Ветрам губящим во власть отдался я, привязанный к мачте.

            Девять носявшися дней по волнам, на десятый с наставшей

[315]   Ночью ко брегу феспротов высокобегущей волною

            Был принесен я; Федон, благомыслящий царь их, без платы

            Долго меня у себя угощал, поелику я милым

            Сыном его был, терзаемый голодом, встречен и в царский

            Дом приведен: на его я, покуда мы шли, опирался

[320]   Руку; когда же пришли мы, он дал мне хитон и хламиду.

            Там я впервые узнал о судьбе Одиссея; сказал мне

            Царь, что гостил у него он, в отчизну свою возвращаясь;

            Мне и богатство, какое скопил Одиссей, показал он:

            Золото, медь и железную утварь чудесной работы;

[325]   Даже и внукам в десятом колене достанется много -

            Столько сокровищ царю Одиссей в сохраненье оставил;

            Сам же пошел, мне сказали, в Додону затем, чтоб оракул

            Темно-сенистого Диева дуба его научил там,

            Как, по отсутствии долгом - открыто ли, тайно ли, - в землю

[330]   Тучной Итаки ему возвратиться удобнее будет?

            Мне самому, совершив возлияние в доме, поклялся

            Царь, что и быстрый корабль уж устроен и собраны люди

            В милую землю отцов проводить Одиссея; меня же

            Он наперед отослал, поелику корабль приготовлен

[335]   Был для феспротов, в Дулихий, богатый пшеницею, шедших;

            Он повелел, чтоб к Акасту царю безопасно я ими

            Был отвезен. Но они злонамеренным сердцем иное

            Дело замыслили, в бедствие ввергнуть меня сговорившись.

            Только от брега феспротов корабль отошел мореходный,

[340]   Час наступил, мне назначенный ими для жалкого рабства.

            Силой сорвавши с меня и хитон и хламиду, они мне

            Вместо их бедное рубище дали с нечистой рубашкой,

            В жалких лохмотьях, как можешь своими глазами ты видеть.

            Вечером прибыли мы к берегам многогорной Итаки.

[345]   Тут с корабля крепкозданного - прежде веревкою, плотно

            Свитою, руки и ноги связав мне,- все на берег вместе

            Вышли, чтоб, сев на зыбучем песке, там поужинать сладко.

            Я же от тягостных уз был самими богами избавлен.

            Голову платьем, изорванным в тряпки, свою обернувши,

[350]   Бережно с судна я к морю, скользя по кормилу, спустился;

            Бросясь в него, я поспешно, обеими правя руками,

            Поплыл и силы свои напрягал, чтоб скорее из глаз их

            Скрыться; в кустарнике, густо покрытом цветами, лежал я,

            Клубом свернувшись; они ж в бесполезном искании с криком

            Бегали мимо меня; напоследок, нашед неудобным

[355]   Доле напрасно бродить, возвратились назад и, собравшись

            Все на корабль свой, пустилися в путь; так самими богами

            Был я спасен, и они же меня проводили в жилище

            Многоразумного мужа: еще не судьба умереть мне".

[360]   Страннику так отвечал ты, Евмей, свинопас богоравный:

            "Бедный скиталец, все сердце мое возмутил ты рассказом

            Многих твоих приключений, печалей и странствий далеких.

            Только одно не в порядке: зачем о царе Одиссее

            Ты помянул? И зачем так на старости лет бесполезно

[365]   На ветер лжешь? По несчастью, я слишком уверен, что мне уж

            Здесь не видать моего господина; жестоко богами

            Был он преследуем; если б он в Трое погиб на сраженье,

            Иль у друзей на руках, перенесши войну, здесь скончался,

            Холм гробовой бы над ним был насыпан ахейским народом,

[370]   Сыну б великую славу на все времена он оставил...

            Ныне же Гарпии взяли его, и безвестно пропал он.

            Я же при стаде живу здесь печальным пустынником; в город

            К ним не хожу я, как разве когда Пенелопой бываю

            Призван, чтоб весть от какого пришельца услышать; они же

[375]   Гостя вопросами жадно, усевшись кругом, осыпают

            Все - как и те, кто о нем, о возлюбленном, искренно плачут,

            Так и все те, кто его здесь имущество грабят без платы.

            Я ж не терплю ни вестей, ни расспросов о нем бесполезных

            С тех пор, как был здесь обманут бродягой этольским, который,

[380]   Казни страшась за убийство, повсюду скитался и в дом мой

            Случаем был заведен; я его с уважением принял;

            "Видел я в Крите, в царевом дворце Одиссея, - сказал он, -

            Там исправлял он свои корабли, потерпевшие в бурю.

            Летом иль осенью (так говорил Одиссей мне), в Итаку

[385]   Я и товарищи будем с несметно-великим богатством".

            Ты же, старик, испытавший столь много, нам посланный Днем,

            Баснею мне угодить иль меня успокоить не думай;

            Мной не за это уважен, не тем мне любезен ты будешь -

            Нет, я Зевеса страшусь гостелюбца, и сам ты мне жалок".

[390]   Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

            "Подлинно, слишком уж ты недоверчив, мой добрый хозяин,

            Если и клятва моя не вселяет в тебя убежденья;

            Можем, однако, мы сделать с тобой уговор, и пускай нам

            Будут обоим поруками боги, владыки Олимпа:

[395]   Если домой возвратится, как я говорю, господин твой -

            Дав мне хитон и хламиду, меня ты в Дулихий, который

            Сердцем так жажду увидеть, отсюда отправишь; когда же,

            Мне вопреки, господин.твой домой не воротится - всех ты

            Слуг соберешь и с утеса низвергнешь меня, чтоб вперед вам

[400]   Басен нелепых не смели рассказывать здесь побродяги".

            Страннику так, отвечая, сказал свинопас богоравный:

            "Друг, похвалу б повсеместную, имя бы славное нажил

            Я меж людьми и теперь и в грядущее время, когда бы,

            В дом свой принявши тебя и тебя угостив, как прилично,

[405]   Жизнь дорогую твою беззаконным убийством похитил;

            С сердцем веселым Крониону мог бы тогда я молиться.

            Время, однако, нам ужинать; скоро воротятся люди

            С паствы - тогда и желанную вечерю здесь мы устроим".

            Так говорили о многом они, собеседуя сладко.

[410]   Скоро с стадами своими пришли пастухи свиноводы;

            Стали свиней на ночлег их они загонять, и с ужасным

            Визгом и хрюканьем свиньи, спираясь, ломились в закуты.

            Тут пастухам подчиненным сказал свинопас богоравный:

            "Лучшую выбрать свинью, чтоб, зарезав ее, дорогого

[415]   Гостя попотчевать, с ним и самим насладиться едою;

            Много тяжелых забот нам от наших свиней светлозубых;

            Плод же тяжелых забот пожирают без платы другие".

            Так говоря, топором разрубал он большие полена;

            Те же, свиньи) пятилетнюю, жирную, взяв и вогнавши

[420]   В горницу, с ней подошли к очагу: свинопас богоравный

            (Сердцем он набожен был) наперед о бессмертных подумал;

            Шерсти щепотку сорвав с головы у свиньи светлозубой,

            Бросил ее он в огонь; и потом, всех богов призывая,

            Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея.

[425]   Тут он ударил свинью сбереженным от рубки поленом;

            Замертво пала она, и ее опалили, дорезав,

            Тотчас другие, рассекли на части, и первый из каждой

            Части кусок, отложенный на жир для богов, был Евмеем

            Брошен в огонь, пересыпанный ячной мукой; остальные ж

[430]   Части, на острые вертелы вздев, на огне осторожно

            Начали жарить, дожарив же, с вертелов сняли и кучей

            Все на подносные доски сложили. И поровну начал

            Пищею всех оделять свинопас: он приличие ведал.

            На семь частей предложенное все разделив, он назначил

[435]   Первую нимфам и Эрмию, Майину сыну, вторую;

            Прочие ж каждому, как кто сидел, наблюдая порядок,

            Роздал, но лучшей, хребтовою частью свиньи острозубой

            Гостя почтил; и вниманьем таким несказанно довольный,

            Голос возвысив, сказал Одиссей хитроумный: "Да будет

[440]   Столь же, Евмей, и к тебе многомилостив вечный Кронион,

            Сколь ты ко мне, сироте старику, был приветлив и ласков".

            Страннику так отвечал ты, Евмей, свинопас богоравный:

            "Ешь на здоровье, таинственный гость мой, и нашим доволен

            Будь угощеньем; одно нам дарует, другого лишает

[445]   Нас своенравный в даяньях Кронион; ему все возможно".

            С сими словами он, первый кусок отделивши бессмертным

            В жертву, пурпурным наполненный кубок вином Одиссею

            Градорушителю подал; тот сел за прибор свой; и мягких

            Хлебов принес им Месавлий, который, в то время как в Трое

[450]   Царь Одиссей находился, самим свинопасом из денег

            Собственных был, без согласья царицы, без спроса с Лаэртом,

            Куплен, для разных прислуг, у тафийских купцов мореходных.

            Подняли руки они к приготовленной лакомой пище.

            После ж, когда насладились довольно питьем и едою,

[455]   Хлеб со стола был проворным Месавлием снят; а другие,

            Сытые хлебом и мясом, на ложе ко сну обратились.

            Мрачно-безлунна была наступившая ночь, и Зевесов

            Ливень холодный шумел, и Зефир бушевал дожденосный.

            Начал тогда говорить Одиссей (он хотел, чтоб хозяин

[460]   Дал ему мантию, или свою, иль с кого из других им

            Снятую, ибо о нем он с великим радушием пекся):

            "Слушай, Евмей, и послушайте все вы: хочу перед вами

            Делом одним я похвастать - вино мне язык развязало;

            Сила вина несказанна: она и умнейшего громко

[465]   Петь и безмерно смеяться и даже плясать заставляет;

            Часто внушает и слово такое, которое лучше б

            Было сберечь про себя. Но я начал, и должен докончить.

            О, для чего я не молод, как прежде, и той не имею

            Силы, как в Трое, когда мы однажды сидели в засаде!

[470]   Были Атрид Менелай с Одиссеем вождями; и с ними

            Третий начальствовал я, к ним приставший по их приглашенью;

            К твердо-высоким стенам многославного града пришедши,

            Все мы от них недалеко в кустарнике, сросшемся густо,

            Между болотной осоки, щитами покрывшись, лежали

[475]   Тихо. Была неприязненна ночь, прилетел полуночный

            Ветер с морозом, и сыпался шумно-холодной метелью

            Снег, и щиты хрусталем от мороза подернулись тонким.

            Теплые мантии были у всех и хитоны; и спали,

            Ими одевшись, спокойно они под своими щитами;

[480]   Я ж, безрассудный, товарищу мантию отдал, собравшись

            В путь, не подумав, что ночью дрожать от мороза придется;

            Взял со щитом я лишь пояс один мой блестящий; когда же

            Треть совершилася ночи и звезды склонилися с неба,

            Так я сказал Одиссею, со мною лежавшему рядом,

[485]   Локтем его подтолкнув (во мгновенье он понял, в чем дело):

            "О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

            Смертная стужа, порывистый ветер и снег хладоносный

            Мне нестерпимы; я мантию бросил; хитон лишь злой демон

            Взять надоумил меня; никакого нет средства согреться".

[490]   Так я сказал. И недолго он думал, что делать: он первый

            Был завсегда и на умный совет и на храброе дело.

            Шепотом на ухо мне отвечал он: "Молчи, чтоб не мог нас

            Кто из ахеян, товарищей наших, здесь спящих, подслушать".

            Так отвечав мне, привстал он и, голову локтем подперши,

[495]   "Братья, - сказал, - мне приснился божественный сон; мы далеко,

            Слишком далеко от наших зашли кораблей; не пойдет ли

            Кто к Агамемнону, пастырю многих народов, Атриду,

            С просьбой, чтоб в помощь людей нам прислать с кораблей не замедлил".

            Так он сказал. Поднялся, пробудившись, Фоат Андремонид;

[500]   Сбросив для легкости с плеч пурпуровую мантию, быстро

            Он побежал к кораблям; я ж, оставленным платьем одевшись,

            Сладко проспал до явления златопрестольной Денницы.

            О, для чего я не молод, не силен, как в прежние годы!

            Верно, тогда бы и мантию дали твои свинопасы

[505]   Мне - из приязни ль, могучего ль мужа во мне уважая.

            Ныне ж кто хилого нищего в рубище бедном уважит?"

            Страннику так отвечал ты, Евмей, свинопас богоравный:

            "Подлинно чудною повестью нас ты, мой гость, позабавил;

            Нет ничего неприличного в ней, и на пользу рассказ твой

[510]   Будет: ни в платье ты здесь и ни в чем, для молящего, много

            Бед испытавшего странника нужном, отказа не встретишь;

            Завтра, однако, в свое ты оденешься рубище снова;

            Мантий у нас здесь запасных не водится, мы не богаты

            Платьем; у каждого только одно: он его до износа

[515]   С плеч не скидает. Когда же возлюбленный сын Одиссеев

            Будет домой, он и мантию даст и хитон, чтоб одеться

            Мог ты, и в сердцем желанную землю ты будешь отправлен".

            Кончив, он встал и, пошед, близ огня приготовил постелю

            Гостю, накрывши овчиной ее и косматою козьей

[520]   Шкурою; лег Одиссей на постель; на него он набросил

            Теплую, толсто-сотканную мантию, ею ж во время

            Зимней, бушующей дико метели он сам одевался;

            Сладко на ложе своем отдыхал Одиссей; и другие

            Все пастухи улеглися кругом. Но Евмей, разлучиться

[525]   C стадом свиней опасаясь, не лег, не заснул; он, поспешно

            Взявши оружие, в поле идти изготовился. Видя,

            Как он ему и далекому верен, в душе веселился

            Тем Одиссей. Свинопас же, на крепкие плечи повесив

            Меч свой, оделся косматой, от ветра защитной, широкой

[530]   Мантией, голову шкурой козы длинношерстной окутал,

            После копье на собак и на встречу с ночным побродягой

            Взял и в то место пошел ночевать, где клычистые свиньи

            Спали под сводом скалы, недоступным дыханью Борея.

 

Примечания к Песни Четырнадцатой:

Стих 263. Грабить поля плодоносные жителей мирных Египта… – Разбойничьи нападения каких-то «морских народов» на Египет засвидетельствованы многочисленными письменными памятниками Древнего Египта. Весьма вероятно, что этими «морскими народами» были греки, достигшие в эпоху критской культуры большого могущества на море. Из египетских документов знаем мы и о людях с севера, поступавших на службу к фараонам. Таким образом, в основе вымышленного рассказа Одиссея лежат подлинные исторические воспоминания.

Стихи 327-328. …в Додону затем, чтоб оракул… Диева дуба… – Жрецы оракула Дия (Зевса) в Додоне предсказывали будущее по шелесту листьев священного дуба или по пению птиц на нем.

Стих 480. Мантия. – Так Жуковский переводит слово «хлена».

 

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

 

 Краткое содержание Песни Пятнадцатой, составленное В. Жуковским:

Афина,  явяся  во сне Телемаху, побуждает его возвратиться в отечество. Одаренный  щедро  Менелаем  и  Еленою,  он  покидает  вместе  с  Писистратом Лакедемон.  Ночлег  у  Диоклеса.  На  другой  день,  миновав  Пилос, Телемах садится  на  корабль,  берет  с  собою  Феоклимена  и  пускается в море. Тем временем  Одиссей  объявляет  Евмею,  что  он  намерен  идти в город просить подаяния  и  вступить  в  службу  к  женихам.  Евмей его удерживает у себя и советует  ему  дождаться  возвращения  Телемахова.  По  просьбе  Одиссея  он рассказывает  ему  о  его  отце  и  о его матери, наконец и о том, что с ним самим  в  жизни  случалось.  Телемах,  прибывши рано поутру к берегам Итаки, посылает корабль свой в город, а сам идет к Евмею.

 

            Тою порой в Лакедемон широкоравнинный достигла

            Зевсова дочь, чтоб Лаэртова внука, ему об Итаке

            Милой Напомня, понудить скорей возвратиться в отцовский

            Дом; и она там нашла Телемаха с возлюбленным сыном

[5]     Нестора, спящих в сенях Менелаева славного дома.

            Сладостным сном побежденный, лежал Писистраг неподвижно.

            Полон тревоги был сон Одиссеева сына: во мраке

            Ночи божественной он об отце помышлял и крушился.

            Близко к нему подошедши, богиня Афина сказала:

[10]    "Сын Одиссеев, напрасно так долго в чужой стороне ты

            Медлишь, наследье отца благородного бросив на жертву

            Дерзких грабителей, жрущих твое беспощадно; расхитят

            Всё, и без пользы останется путь, совершенный тобою.

            Встань; пусть немедля отъезд Менелай, вызыватель в сраженье,

[15]    Вам учредит, чтоб еще без порока застать Пенелопу

            Мог ты: ее и отец уж и братья вступить понуждают

            В брак с Евримахом; числом и богатством подарков он прочих

            Всех женихов превзошел и приносит дары беспрестанно.

            Могут легко и твое там похитить добро; ты довольно

[20]    Знаешь, как женщина сердцем изменчива: в новый вступая

            Брак, лишь для нового мужа она помышляет устроить

            Дом, но о детях от первого брака, о прежнем умершем

            Муже не думает, даже и словом его не помянет.

            В дом возвратяся, там все, что твое, поручи особливо

[25]    Самой надежной из ваших рабынь, чтоб хранила, покуда

            Боги тебе самому не укажут достойной супруги.

            Слушай теперь, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:

            Выбрав отважнейших в шайке своей, женихи им велели,

            Между Итакой и Замом крутым притаяся в засаде,

[30]    Злую погибель тебе на возвратном пути приготовить.

            Я же того не дозволю; и прежде могила поглотит

            Многих из них, беззаконно твое дострянье губящих;

            Ты ж, с кораблем от обоих держась островов в отдаленье,

            Мимо их ночью пройди; благовеющий ветер попутный

[35]    Бог благосклонный, тебя берегущий, пошлет за тобою.

            Но, подошед к каменисто-высокому брегу Итаки,

            В город со всеми людьми отпусти свой корабль быстроходный;

            Сам же останься на бреге и после поди к свинопасу,

            Главному там над свиными стадами смотрителю; верный

[40]    Твой он слуга; у него ты ночуешь; его же с известьем

            В город пошлешь к Пенелопе разумной, дабы объявил ей

            Он, что в отчизну из Пилоса ты невредим возвратился".

            Кончив, богиня Паллада на светлый Олимп возвратилась.

            Тут от покойного сна пробудил Телемах Писистрата,

[45]    Пяткой толкнувши его и сказавши ему: "Пробудися,

            Несторов сын Писистрат; и коней громозвучнокопытных

            В нашу скорее впряги колесницу; в дорогу пора нам".

            Несторов сын благородный ответствовал так Телемаху:

            "Сын Одиссеев, хотя и спешишь ты отъездом, но в путь нам

[50]    Темною ночью пускаться не должно; рассвет недалеко.

            Должно притом подождать, чтоб Атрид благородный, метатель

            Славный копья, Менелай, положив в колесницу подарки

            Мне и тебе, отпустил нас с прощальным приветливым словом:

            Сладостно гостю, простившись с хозяином дома, о нежной

[55]    Ласке, с какою он был угощен, вспоминать ежедневно".

            Так он сказал. Воссияла с небес златотронная Эос.

            К ним тут пришел .Менелай, вызыватель в сраженье, поднявшись

            С ложа от светлокудрявой супруги, прекрасной Елены.

            Сын Одиссеев, его подходящего видя, поспешно

[60]    Тело блестящее чистым хитоном облек и широкой

            Мантией крепкие плечи, герой многославный, украсил;

            Встретив в дверях Менелая и ставши с ним рядом, сказал он,

            Сын Одиссеев, подобный богам Телемах благородный:

            "Царь многославный, Атрид, богоизбранный пастырь народов,

[65]    В милую землю отцов мне теперь возвратиться позволь ты;

            Сердце мое несказанно по доме семейном тоскует".

            Кончил. Ему отвечал Менелай, вызыватель в сраженье:

            "Сын Одиссеев, тебя здесь удерживать боле не буду,

            Если так сильно домой ты желаешь. И сам не одобрю

[70]    Я гостелюбца, который безмерною лаской безмерно

            Людям скучает: во всем наблюдать нам умеренность должно;

            Худо, если мы гостя, который хотел бы остаться,

            Нудим в дорогу, а гостя, в дорогу спешащего, держим:

            Будь с остающимся ласков, приветно простись с уходящим.

[75]    Но подожди, Телемах, чтоб в твою колесницу подарки

            Я уложил, их тебе показав, и чтоб также рабыне

            Сытный вам завтрак велел на отъезд во дворце приготовить:

            Честь, похвала и услада хозяину, если гостей он,

            Едущих в дальнюю землю, насыщенных в путь отпускает.

[80]    Если ж ты хочешь Аргос посетить и объехать Элладу, -

            Сам я тебе проводник; дай коней лишь запрячь в колесницу;

            Многих людей города покажу я: никто не откажет

            Нам в угощенье, везде и подарок обычный получим:

            Иль дорогой меднолитный треножник, иль чашу, иль крепких

[85]    Мулов чету, иль сосуд золотой двоеручный". Атриду

            Так, отвечая, сказал рассудительный сын Одиссеев:

            "Царь многославный, Атрид, богоизбранный пастырь народов,

            Должно прямым мне скорей возвратиться путем - без надзора

            Дом и богатства мои, отправлялся в путь, я оставил;

[90]    Может, пока за отцом я божественным буду скитаться,

            Там приключится беда иль похитится что дорогое".

            Царь Менелай, вызыватель в сраженье, при этом ответе

            Тотчас Елене, супруге своей, и домашним рабыням

            Завтрак велел для гостей на отъезд во дворце приготовить.

[95]    Близко к Атриду тогда подошел Этеон, сын Воэфов,

            Только что вставший с постели: он жил от царя недалеко.

            Царь повелел Этеону огонь разложить и немедля

            Мяса изжарить; и тот повеленье с покорностью принял.

            Сам же в чертог кладовой благовонный сошел по ступеням

[100]   Царь, не один, но с Еленой и с сыном своим Мегапентом;

            Вшед в благовонный чертог кладовой, где хранились богатства,

            Выбрал Атрид там двуярусный кубок, потом Мегапенту

            Сыну кратеру велел сребролитную взять; а Елена

            К тем подошла запертым на замок сундукам, где лежало

[105]   Множество пестрых, узорчатых платьев ее рукоделья.

            Стала Елена, богиня меж смертными, пестрые платья

            Все разбирать и шитьем богатейшее, блеском как солнце

            Яркое, выбрала; было оно там на самом исподе

            Спрятано. Кончив, они по дворцу к Телемаху навстречу

[110]   Вместе пошли; Менелай златовласый сказал: "Благородный

            Сын Одиссеев, желанное сердцем твоим возвращенье

            В дом твой тебе да устроит супруг громоогненный Геры!

            Я же из многих сокровищ, которыми здесь обладаю,

            Самое редкое выбрал тебе на прощальный подарок;

[115]   Дам пировую кратеру богатую; эта кратера

            Вся из сребра, но края золотые, искусной работы

            Бога Гефеста; ее подарил мне Федим благородный,

            Царь сидонян, в то время, когда, возвращаясь в отчизну,

            В доме его я гостил, и ее от меня ты получишь".

[120]   C сими словами вручил Телемаху двуярусный кубок

            Сын благородный Атреев; кратеру работы Гефеста

            Подал, пришедши, ему Мегапент, Менелаев могучий

            Сын, сребролитную. Светло-образная, с пестрым пришедши

            Платьем, Елена его позвала и, сказала: "Одежду

[125]   Эту, дитя мое милое, выбрала я, чтоб меня ты

            Помнил, чтоб этой, мной сшитой одеждой на брачном веселом

            Пире невесту украсил свою; а дотоль пусть у милой

            Матери будет храниться она; ты ж теперь возвратися

            С сердцем веселым в Итаку, в отеческий дом многославный".

[130]   Кончив, одежду она подала; благодарно он принял.

            Тут осторожно дары уложил Писистрат в колесничный

            Короб, с большим удивленьем все порознь сперва осмотревши.

            Всех в пировую палату повел Менелай златовласый;

            Там поместились они по порядку на креслах и стульях.

[135]   Тут принесла на лохани серебряной руки умыть им

            Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня;

            Гладкий потом пододвинула стол; на него положила

            Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса

            Выданным ею охотно, чтоб было для всех угощенье;

[140]   Мясо на части разрезал и подал гостям сын Воэфов;

            Кубки златые наполнил вином Мегапент многославный;

            Подняли руки они к приготовленной пище; когда же

            Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,

            Сын Одиссеев и Несторов сын Писистрат привязали

[145]   К дышлу коней и, в богатую ставши свою колесницу,

            Выехать в ней со двора через звонкий готовились портик.

            Вышел за ними Атрид Менелай златовласый, держащий

            В правой руке драгоценный, вином благовонным налитый

            Кубок, чтоб их на дорогу почтить возлияньем прощальным;

[150]   Стал впереди он коней и, вина отхлебнувши, воскликнул:

            "Радуйтесь, дети, и Нестору, пестуну многих народов,

            Мой отвезите поклон; как отец, был ко мне благосклонен

            В те времена он, когда мы сражалися в Трое, ахейцы".

            Сын Одиссеев возлюбленный так отвечал Менелаю:

[155]   "Нестору все, что о нем ты сказал нам, Зевесов питомец,

            Мы перескажем, прибывши к нему. О, когда б, возвратяся

            В дом мой, в Итаку, и я мог отцу моему Одиссею

            Так же сказать, как любовно меня угощал ты, как много

            Разных привез я сокровищ, тобою в подарок мне данных!"

[160]   Кончил; и в это мгновение справа орел темнокрылый

            Шумно поднялся, большого домашнего белого гуся

            В сильных когтях со двора унеся; и толпою вся дворня

            С криком бежала за хищником; он, подлетев к колеснице,

            Мимо коней прошумел и ударился вправо. При этом.

[165]   Виде у всех предвещанием радостным сердце взыграло.

            Несторов сын, Писистрат благородный, сказал Менелаю:

            "Царь Менелай, повелитель людей, для кого, изъясни нам,

            Знаменье это Кронион послал, для тебя ли, для нас ли?"

            Так он спросил; и, Арея любимец, задумался бодрый

[170]   Царь Менелай, чтоб ответ несомнительный дать Писистрату.

            Длиннопокровная слово его упредила Елена:

            "Слушайте то, что скажу вам, что мне всемогущие боги

            В сердце вложили и что, утверждаю я, сбудется верно.

            Так же, как этого белого гуся, вскормленного дома,

[175]   Сильный похитил орел, прилетевший с горы, где родился

            Сам и где вывел могучих орлят, так, скитавшийся долго,

            В дом возвратясь, Одиссей отомстит; но, быть может, уже он

            Дома; и смерть женихам неизбежную в мыслях готовит".

            Ей отвечая, сказал рассудительный сын Одиссеев:

[180]   "Если то Геры супруг, громоносный Кронион, позволит,

            Буду, тебя поминая, тебе я как богу молиться".

            Так отвечав ей, он сильным ударил бичом; понеслися

            Быстро по улицам города в поле широкое кони.

            Целый день мчалися кони, тряся колесничное дышло.

[185]   Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.

            Путники прибыли в Феру, где сын Орсилоха, Алфеем

            Светлым рожденного, дом свой имел Диоклес благородный;

            Дав у себя им ночлег, Диоклес угостил их радушно.

            Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

[190]   Путники, снова в свою колесницу блестящую ставши,

            Быстро на ней со двора через портик помчалися звонкий,

            Часто коней погоняя, и кони скакали охотно.

            Скоро достигли они до великого Пилоса града.

            Сын Одиссеев сказал Писистрату, к нему обратяся:

[195]   "Можешь ли, Несторов сын, обещанье мне дать, что исполнишь

            Просьбу мою? Мы гостями друг другу считаемся с давних

            Лет по наследству любви от отцов; мы ровесники; этот

            Путь, совершенный вдвоем, неразрывнее дружбой связал нас.

            Друг, не минуй моего корабля; но позволь мне остаться

[200]   Там, чтоб отец твой меня в изъявленье любви не принудил

            В доме промедлить своем - возвратиться безмерно спешу я".

            Так он сказал; Писистрат колебался рассудком и сердцем,

            Думая, как бы свое обещанье исполнить; обдумав

            Все, напоследок уверился он, что удобнее будет

[205]   Звонкокопытных коней обратить к кораблю и к морскому

            Брегу. Вступя на корабль, положил на корме он подарки:

            Золото, платье и все, чем Атрид одарил Телемаха.

            После, его понуждая, он бросил крылатое слово:

            "Медлить не должно; все люди твои собрались; уезжайте

[210]   Прежде, пока, возвратяся домой, не успел обо всем я

            Старцу отцу рассказать; убежден я рассудком и сердцем

            (Зная упрямство его), что тебя он не пустит, что сам он

            Вслед за тобой с приглашеньем сюда прибежит и отсюда,

            Верно, один не воротится, так он упорствовать будет".

[215]   Кончив, бичом он погнал долгогривых коней и помчался

            В город пилийцев и славного города скоро достигнул.

            К спутникам тут обратяся, сказал Телемах благородный:

            "Братья, скорей корабля чернобокого снасти устройте,

            Все соберитесь потом на корабль, и отправимся в путь свой".

[220]   То повеление было гребцами исполнено скоро;

            Все на корабль собралися и сели на лавках у весел.

            Тою порой Телемах приносил на корме корабельной

            Жертву богине Палладе; к нему подошел, он увидел,

            Странник. Убийство свершив, он покинул Аргос и скитался;

[225]   Был прорицатель; породу же вел от Мелампа, который

            Некогда в Пилосе жил овцеводном. В роскошных палатах

            Между пилийцев Меламп обитал, отличаясь богатством:

            Был он потом принужден убежать из отчизны в иную

            Землю, гонимый надменным Нелеем, из смертных сильнейшим

[230]   Мужем, который его всем богатством, пока продолжался

            Круг годовой, обладал, между тем как в Филаковом доме

            В тяжких оковах, в глубокой темнице был жестоко мучим

            Он за Нелееву дочь, погруженный в слепое безумство,

            Душу его омрачившее силою страшных Эриний.

[235]   Керы, однако, избегнул и громкомычащих коров он

            В Пилос угнал из Филакии. Там, отомстивши за злое

            Дело герою Нелею, желанную к брату родному

            В дом проводил он супругу, потом удалился в иную

            Землю, в Аргос многоконный, где был предназначен судьбою

[240]   Жить, многочисленным там обладая народом аргивян.

            В брак там вступив, поселился он в пышноустроенном доме;

            Двух он имел сыновей: Антифата и Мантия, славных

            Силой. Родил Антифат Оиклея отважного. Сыном

            Был Оиклеевым Амфиарай, волнователь народов,

[245]   Милый эгидодержавцу Зевесу и сыну Латоны;

            Но до порога дней старых ему не судили достигнуть

            Боги: он в Фивах погиб златолюбия женского жертвой.

            Были его сыновья Алкмеон с Амфилохом. Мелампов

            Младший сын Мантий родил Полифейда пророка и Клита.

[250]   Клита похитила, светлой его красотою пленяся, Златопрестольная

            Эос, чтоб был он причислен к бессмертным.

            Силу пророчества гордому дав Аполлон Полифейду,

            Сделал его знаменитым меж смертных, когда уж не стало

            Амфиарая; но он в Гипересию жить, раздраженный

[255]   Против отца, перешел; и, живя там, пророчил всем людям.

            Тот же странник, которого сын Одиссеев увидел,

            Был Полифейдов сын, называвшийся Феоклименом;

            Он Телемаху, Афине тогда приносившему жертву,

            С просьбой к нему обратившися, бросил крылатое слово:

[260]   "Друг, я с тобой, совершающим жертву, встречаясь, твоею

            Жертвой тебя, и твоим божеством, и твоей головою,

            Также и жизнью сопутников верных твоих умоляю:

            Мне на вопрос отвечай, ничего от меня не скрывая,

            Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?"

[265]   Кончил. Ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:

            "Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать:

            Я из Итаки; отцом же моим Одиссей богоравный

            Некогда был; но теперь он погибелью горькой постигнут;

            Спутников верных созвав, в корабле чернобоком за ним я,

[270]   Долго отсутственным, странствую, вести о нем собирая".

            Феоклимен богоравный ответствовал внуку Лаэрта:

            "Странствую также и я - знаменитый был мною в отчизне

            Муж умерщвлен; в многоконном Аргосе он много оставил

            Сродников ближних и братьев, могучих в народе ахейском;

[275]   Гибель и мстящую Керу от них опасаяся встретить,

            Я убежал; меж людей бесприютно скитаться удел мой.

            Ты ж, умоляю богами, скитальца прими на корабль свой,

            Иначе будет мне смерть: я преследуем сильно их злобой".

            Кончил. Ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:

[280]   "Друг, я тебя на корабль мой принять соглашаюсь охотно.

            Едем; и в доме у нас с гостелюбием будешь ты принят".

            Так он сказал и, копье медноострое взяв у пришельца,

            Подле перил корабельных его положил на помосте.

            Сам же, вступив на корабль, оплывающий темное море,

[285]   Сел у кормы корабельной, с собою там сесть пригласивши

            Феоклимена. Гребцы той порой отвязали канаты.

            Бодрых гребцов возбуждая, велел Телемах им немедля

            Снасти убрать, и, ему повинуясь, сосновую мачту

            Подняли разом они и, глубоко в гнездо водрузивши,

[290]   В нем утвердили ее, а с боков натянули веревки;

            Белый потом привязали ремнями плетеными парус;

            Тут светлоокая Зевсова дочь им послала попутный,

            Зыби эфира пронзающий ветер, чтоб темносоленой

            Бездною моря корабль их бежал, не встречая преграды.

[295]   Круны и Халкис они светловодный уже миновали;

            Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.

            Феу корабль, провожаемый Зевсовым ветром, оставив

            Сзади, прошел и священную область эпеян Элиду.

            Острые тут острова Телемах в отдаленье увидел.

[300]   Плыл он туда, размышляя, погибнет ли там, иль спасется.

            Тою порой Одиссей с свинопасом божественным пищу

            Ели вечернюю, с ними и все пастухи вечеряли.

            Свой удовольствовав голод обильно-роскошной едою,

            Так им сказал Одиссей (он хотел испытать, благосклонно ль

[305]   Сердце Евмея к нему, пригласит ли его он остаться

            В хижине с ним, иль его отошлет неприязненно в город):

            "Слушай, мой добрый Евмей, и послушайте все вы: намерен

            Завтра поутру я в город идти, чтоб сбирать подаянье

            Там от людей и чтоб вашего хлеба не есть вам в убыток.

[310]   Дай мне, хозяин, совет и вели, чтоб дорогу мне в город

            Кто указал. Я по улицам буду бродить, и, конечно,

            Кто-нибудь даст мне вина иль краюшку мне вынесет хлеба;

            В дом многославный царя Одиссея пришедши, скажу там

            Людям, что добрые вести о нем я принес Пенелопе.

[315]   Также пойду и к ее женихам многобуйным; уж верно

            Мне, так роскошно пируя, они не откажут в подаче.

            Я же и сам быть могу им на всякую службу пригоден;

            Ведать ты должен и выслушай то, что скажу: благодатен

            Эрмий ко мне был, богов благовестник, который всем смертным

[320]   Людям успех, красоту и великую славу дарует;

            Мало найдется таких, кто б со мною поспорил в искусстве

            Скоро огонь разводить, и сухие дрова для варенья

            "Пищи колоть, и вино подносить, и разрезывать мясо,

            Словом, во всем, что обязанность низких на службе у знатных".

[325]   С гневом на то отвечал ты, Евмей, свинопас богоравный:

            "Стыдно тебе, чужеземец; как мог ты такие дозволить

            Странные мысли себе? Ты своей головы не жалеешь,

            В город сбираясь идти к женихам беззаконным, которых

            Буйство, бесстыдство и хищность дошли до железного неба:

[330]   Там не тебе, друг, чета им рабы подчиненные служат;

            Нет! Но проворные, в платьях богатых, в красивых хитонах,

            Юноши светлокудрявые, каждый красавец - такие

            Служат рабы им; и много на гладко-блестящих столах там

            Хлеба, и мяса, и кубков с вином благовонным. Останься

[335]   Лучше у нас. Никому ты, конечно, меж нами не будешь

            В тягость: ни мне, ни товарищам, вместе со мною живущим.

            После ж, когда возвратится возлюбленный сын Одиссеев,

            Ты от него и хитон и другую одежду получишь;

            Будешь им также и в сердцем желанную землю отправлен".

[340]   Голос возвысив, ему отвечал сын Лаэртов: "Да будешь,

            Добрый хозяин мой, ты и великому Зевсу владыке

            Столь же любезен, как страннику мне, о котором с такою

            Лаской печешься! Несносно бездомное странствие; тяжкой

            Мучит заботой во всякое время голодный желудок

[345]   Бедных, которым бродить суждено по земле без приюта.

            Здесь я охотно дождусь Телемаха, а ты расскажи мне

            Все, что о славной в женах Одиссеевой матери знаешь,

            Все, что с отцом, на пороге оставленном старости, было -

            Если еще Гелиосовым блеском они веселятся;

[350]   Или уж нет их, и оба они уж в Аидовом доме?"

            Сыну Лаэртову так отвечал свинопас богоравный:

            "Все по порядку тебе расскажу, ничего не скрывая:

            Жив благородный Лаэрт, но всечасно Зевеса он молит

            Дома, чтоб душу его он исторгнул из дряхлого тела;

[355]   Горько он плачет о долго-отсутственном сыне, лишившись

            Доброй, разумной и сердцем избранной супруги, которой

            Смерть преждевременно в дряхлость его погрузила: о милом

            Сыне крушась неутешно и сетуя, с светлою жизнью

            Рано рассталась она. Да не встретит никто из любимых

[360]   Мною и мне оказавших любовь столь печальной кончины!

            Я же, покуда ее сокрушенная жизнь продолжалась,

            В город к ней часто ходил, чтоб ее навестить, поелику

            Был я в ребячестве с дочерью доброй царицы, Клименой,

            Самою младшею между другими, воспитан; я с нею

[365]   Рос и, почти как она, был любим в их семействе; когда же

            Мы до желанного возраста младости зрелой достигли,

            Выдали замуж в Самосе ее, взяв большие подарки.

            Был награжден я красивой хламидой и новым хитоном,

            Также для ног получил и сандалии; после царица

[370]   В поле к стадам отослала меня и со мной дружелюбней

            Прежнего стала. Но все миновалось. Блаженные боги

            Щедро, однако, успехом прилежный мой труд наградили;

            Им я кормлюсь, да и добрых людей угощать мне возможно.

            Но от моей госпожи ничего уж веселого ныне

[375]   Мне не бывает, ни словом, ни делом, с тех пор как вломились,

            В дом наш грабители: нам же, рабам, иногда так утешно

            Было б ее навестить, про себя ей все высказать, сведать

            Все про нее и, за царским столом отобедав, с подачей

            Весело в поле домой на вседневный свой труд возвратиться".

[380]   Кончил; ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

            "Чудно! Так в детстве еще ты, Евмей свинопас, из отчизны

            В землю далекую был увезен от родителей милых?

            Все мне теперь расскажи, ничего от меня не скрывая:

            Город ли тот, населенный обильно людьми, был разрушен,

[385]   Где твой отец и твоя благородная мать находились,

            Или, оставшись у стада быков и баранов один, ты

            Схвачен морским был разбойником; он же тебя здесь и продал

            Мужу тому, от него дорогую потребовав цену?"-

            "Друг, - отвечал свинопас богоравный, людей повелитель,-

[390]   Если ты ведать желаешь, то все расскажу откровенно;

            Слушай, в молчании сладко-душистым вином утешаясь;

            Ночи теперь бесконечны, есть время для сна, и довольно

            Времени будет для нашей радушной беседы; не нужно

            Рано ложиться в постелю нам: сон неумеренный вреден.

            Все же другие, кого побуждает желанье, пусть идут

[395]   Спать, чтоб при первых лучах восходящей Денницы на паству

            В поле, позавтракав дома, с господскими выйти свиньями;

            Мы на просторе здесь двое, вином и едой веселяся,

            Память минувших печалей веселым о них разговором

[400]   В сердце пробудим: о прошлых бедах поминает охотно

            Муж, испытавший их много и долго бродивший на свете.

            Я же о том, что желаешь ты знать, расскажу откровенно.

            Есть (вероятно, ты ведаешь) остров, по имени Сира,

            Выше Ортигии, где поворот совершает свой солнце;

[405]   Он необильно людьми населен, но удобен для жизни,

            Тучен, приволен стадам, виноградом богат и пшеницей:

            Там никогда не бывает губящего голода; люди

            Там никакой не страшатся заразы; напротив, когда там

            Хилая старость объемлет одно поколенье живущих,

[410]   Лук свой серебряный взяв, Аполлон с Артемидой нисходят

            Тайно, чтоб тихой стрелой безболезненно смерть посылать им.

            Два есть на острове города, каждый с своею отдельной

            Областью; был же владельцем обоих родитель мой Ктесий,

            Сын Орменонов, бессмертным подобный. Случилось, что в Сиру

[415]   Прибыли хитрые гости морей, финикийские люди,

            Мелочи всякой привезши в своем корабле чернобоком.

            В доме ж отцовом рабыня жила финикийская, станом

            Стройная, редкой красы, в рукодельях искусная женских.

            Душу ее обольстить удалось финикийцам коварным:

[420]   Мыла она, невдали корабля их, белье; тут один с ней,

            Тайно в любви сочетался - любовь же всегда в заблужденье

            Женщин, и самых невинных своим поведением, вводит.

            Кто и откуда она, у рабыни спросил обольститель?

            Дом указав своего господина, она отвечала:

[425]   "Я уроженица меднобогатого града Сидона:

            Там мой отец Арибант знаменит был великим богатством;

            Силой морские разбойники, злые тафийцы схватили

            Шедшую с поля меня и сюда увезли на продажу

            Мужу тому, от него дорогую потребовав цену".

[430]   Ей отвечая, сказал финикиец, ее обольститель:

            "Будешь, конечно, ты рада в отчизну свою возвратиться

            С нами; опять там увидишь и мать и отца в их блестящем

            Доме: они же, мы ведаем, живы и славны богатством".

            Выслушав то, что сказал он, ему отвечала рабыня:

[435]   "Я бы на все согласилась охотно, когда б, мореходцы,

            Вы поклялися в отчизну меня отвезти без обиды".

            Так отвечала рабыня; и те поклялися; когда же

            Все поклялися они и клятву свою совершили,

            К ним обратяся, рабыня крылатое бросила слово:

[440]   "Будем теперь осторожны; молчите; из вас никоторый

            Слова не молви со мной, где меня бы ему ни случилось

            Встретить, на улице ль подле колодца ль, чтоб кто господину,

            Нас подсмотрев, на меня не донес: раздраженный, меня он

            В цепи велит заключить, да и вам приготовит погибель.

[445]   Скуйте ж язык свой; окончите торг поскорей, и когда вы

            В путь изготовитесь, нужным запасом корабль нагрузивши,

            В доме царевом меня обо всем "звестите немедля;

            Золота, сколько мне под руки там попадется, возьму я;

            Будет при том от меня вам еще и особый подарок:

[450]   Знать вы должны, что смотрю я за сыном царя малолетним;

            Мальчик смышленый; со мною гулять из дворца он вседневно

            Ходит; я с ним на корабль ваш приду: за великую цену

            Этот товар продадите вы людям иного языка".

            Так им сказавши, она возвратилась в палаты царевы.

[455]   Те же, год целый оставшись на острове нашем, прилежно

            Свой крутобокий корабль нагружали, торгуя, товаром;

            Но когда изготовился в путь нагруженный корабль их,

            Ими был вестник о том к финикийской рабыне отправлен;

            В дом он отца моего дорогое принес ожерелье:

[460]   Крупный электрон, оправленный в золото с чудным искусством;

            Тем ожерельем моя благородная мать и рабыни

            Все любовались; оно по рукам их ходило, и цену

            Разную все предлагали. А он, по условию, молча

            Ей головою кивнул и потом на корабль возвратился.

[465]   Из дому, за руку взявши меня, поспешила со мною

            Выйти она; проходя же палату, где множеством кубков

            Стол был уставлен для царских вельмож, приглашенных к обеду

            (Были в то время они на совете в собранье народном),

            Три двоеручных сосуда проворно она, их под платьем

[470]   Скрыв, унесла; я за нею пошел, ничего не размысля.

            Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.

            Пристани славной, поспешно идя, наконец, мы достигли:

            Там, оплыватель морей, ожидал нас корабль финикийский;

            Все собрались на корабль, и пошел он дорогою влажной,

[475]   Взяв нас, меня и ее, и Зевес ниспослал нам попутный

            Ветер; шесть суток и денно и нощно мы по морю плыли.

            Но на седьмой день, как то предназначено было Зевесом,

            Вдруг Артемида изменницу быстрой убила стрелою:

            Мертвая на пол она корабельный упала морскою

[480]   Курицей - рыбам ее и морским тюленям на съеденье

            Бросили в море; а я там остался один, сокрушенный.

            Волны и ветер попутный корабль принесли наш в Итаку;

            Здесь я Лаэртом на деньги его был у хищников куплен.

            Так я Итаку впервые своими глазами увидел".

[485]   Выслушав повесть, Евмею сказал Одиссей богоравный:

            "Добрый Евмей, несказанно всю душу мою ты растрогал,

            Мне повествуя, какие с тобою беды приключились;

            С горем, однако, и радость тебе ниспослал многодарный

            Зевс, проводивший тебя, претерпевшего много, в жилище

[490]   Кроткого мужа, который тебя и поит здесь и кормит

            С нежной заботой; и жизнь ты проводишь веселую; мне же

            Участь не та - без приюта брожу меж людей земнородных".

            Так говоря о былых временах, напоследок и сами

[495]   В сон погрузились они, но на малое время; был краток

            Сон их: взошла светлотронная Эос. В то время у брега,

            Снасти убрав, Телемаховы спутники мачту спустили,

            Быстро к причалу на веслах корабль привели и, закинув

            Якорный камень, надежным канатом корабль утвердили у брега;

            Сами же, вышед на брег, поражаемый шумно волною,

[500]   Вкусный обед приготовили с сладким вином пурпуровым.

            Свой удовольствовав голод питьем и роскошной едою,

            Так мореходцам сказал рассудительный сын Одиссеев:

            "В город на веслах теперь отведите корабль чернобокий;

            Сам же я в поле пойду навестить пастухов и порядком

[505]   Все осмотреть там; а вечером в город пешком возвращуся;

            Завтра ж, друзья, в благодарность за ваше сопутствие, вас я

            В дом наш со мной отобедать и выпить вина приглашаю".

            Феоклимен богоравный тогда вопросил Телемаха:

            "Сын мой, куда же пойти присоветуешь мне ты? К какому

[510]   Жителю горно-суровой Итаки мне в дом обратиться?

            Или прямою дорогою в ваш дом пойти к Пенелопе?" -

            "Феоклимен, - отвечал рассудительный сын Одиссеев, -

            В прежнее время тебя, не задумавшись, прямо бы в дом свой

            Я пригласил: мы тебя угостили б как должно; теперь же

[515]   Худо там будет тебе без меня; ты увидеть не можешь

            Матери милой; она, на глаза женихам не желая

            Часто являться, сидит наверху за тканьем одиноко;

            Но одного я из них назову, он доступнее прочих:

            То Евримах благородный, Полибия умного сын; на него же

[520]   Смотрит в Итаке народ, как на бога, с почтеньем великим.

            Он, без сомнения, лучший меж ними; усердней других он

            С матерью брака, чтоб место занять Одиссеево, ищет;

            Но лишь единый в эфире живущий Зевес Олимпиец

[525]   Ведает, что им судьбой предназначено - брак иль погибель? "

            Кончил; и в это мгновение справа поднялся огромный

            Сокол, посол Аполлонов, с пронзительным криком; в когтях он

            Дикого голубя мчал и ощипывал; перья упали

            Между Лаэртовым внуком и судном его быстроходным.

            Феоклимен, то увидя, отвел от других Телемаха,

[530]   За руку взял, и по имени назвал, и шепотом молвил:

            "Знай, Телемах, не без воли Зевеса поднялся тот сокол

            Справа; я вещую птицу, его рассмотрев, угадал в нем.

            Царственней вашего царского рода не может в Итаке

            Быть никакой; навсегда вам владычество там сохранится".

[535]   Феоклимену ответствовал сын Одиссеев разумный:

            "Если твое предсказание, гость чужеземный, свершится,

            Будешь от нас угощен ты как друг и дарами осыпан

            Так изобильно, что каждый, с кем встретишься, счастью такому

            Будет дивиться". Потом он сказал, обратяся к Пирею:

[540]   "Клитиев сын, благородный Пирей, из товарищей, в Пилос

            Вместе со мною ходивших, ты самый ко мне был усердный.

            Будь же таков и теперь, пригласи моего чужеземца

            В дом свой, и пусть там живет он, покуда я сам не приду к вам".

            Выслушав, так отвечал Телемаху Пирей копьевержец:

[545]   "Сделаю все, и сколь долго бы в доме моем он ни прожил.

            Буду его угощать, и ни в чем он отказа не встретит".

            Кончил Пирей и, вступив на корабль, приказал, чтоб немедля

            Люди взошли на него и причальный канат отвязали.

            Люди, взошед на корабль, поместились на лавках у весел.

[550]   Тут, в золотые сандалии сын Одиссеев обувши

            Ноги, свое боевое копье, заощренное медью,

            С палубы взял; а гребцы отвязали канат и на веслах

            К городу поплыли, судно отчалив, как то повелел им

            Сын Одиссеев, подобный богам, Телемах благородный.

[555]   Сын Одиссеев тем временем шел и пришел напоследок

            К дому, где множество было в закутах свиней и где с ними,

            Сторож их, спал свинопас, Одиссеев слуга неизменный.

 

 Примечания к Песни Пятнадцатой:

Стих 33. Ты ж, с кораблем от обоих держась островов в отдаленье… – Афина советует Телемаху плыть от западной оконечности Элиды – мыса Феи – не прямо на северо-запад к Итаке (на этом обычном пути кораблей его ждет засада женихов), а идти сперва на север вдоль материка и затем свернуть прямо к западу, чтобы подойти к Итаке с юго-запада.

Стих 102. Двуярусный кубок. – кубок, имеющий под дном ножку с подставкой, как наши бокалы.

Стих 330. …им рабы подчиненные служат… – В подлиннике речь идет не о рабах, а о слугах.

Стих 388. Мужу тому - Лаэрту.

ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

 

 Краткое содержание Песни Шестнадцатой, составленное В. Жуковским:

Телемах  приходит  в  жилище Евмея, который принимает его с несказанною радостию.  Он посылает Евмея в город возвестить Пенелопе о возвращении сына. Одиссей,  повинуясь  Афине, открывается Телемаху; они обдумывают вместе, как умертвить  женихов.  Сии  последние  тем  временем,  подстрекаемые Антиноем, составляют  заговор против Телемаховой жизни; но Амфином советует им наперед узнать  волю  Зевеса.  Пенелопа,  сведав  о  замысле, делает упреки Антиною; Евримах лицемерно старается ее успокоить. Евмей возвращается в хижину.

            Тою порой Одиссей с свинопасом божественным, рано

            Встав и огонь разложив, приготовили завтрак. Насытясь

            Вдоволь, на паству погнали свиней пастухи. К Телемаху

            Бросились дружно навстречу Евмеевы злые собаки;

[5]     Ластясь к идущему, прыгали дикие звери; услышав

            Топот двух ног, подходящих поспешно, Лаэртов разумный

            Сын, изумившийся, бросил крылатое слово Евмею:

            "Слышишь ли, добрый хозяин? Там кто-то идет, твой товарищ

            Или знакомец; собаки навстречу бегут и, не лая,

[10]    Машут хвостами; шаги подходящего явственно слышу".

            Слов он еще не докончил, как в двери вошел, он увидел,

            Сын; в изумленье вскочил свинопас; уронил из обеих

            Рук он сосуды, в которых студеную смешивал воду

            С светло-пурпурным вином. К своему господину навстречу

[15]    Бросясь, он голову, светлые очи и милые руки

            Стал у него целовать, и из глаз полилися ручьями

            Слезы; как нежный отец с несказанной любовью ласкает

            Сына, который внезапно явился' ему через двадцать

            Лет по разлуке - единственный, поздно рожденный им, долго

[20]    Жданный в печали, - с такой свинопас Телемаха любовью,

            Крепко обнявши, всего целовал, как воскресшего; плача

            Взрыд, своему господину он бросил крылатое слово:

            "Ты ль, ненаглядный мой свет, Телемах, возвратился? Тебя я,

            В Пилос отплывшего, видеть уже не надеялся боле.

[25]    Милости просим, войди к нам, дитя мое милое; дай мне

            Очи тобой насладить, возвратившимся в дом свой; доныне

            В поле не часто к своим пастухам приходил ты; но боле

            В городе жил меж народа: знать, было тебе не противно

            Видеть, как в доме твоем без стыда женихи бунтовали".

[30]    Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:

            "Правду сказал ты, отец; но теперь для тебя самого я

            Здесь: повидаться пришел я с тобою, Евмей, чтоб проведать,

            Дома ль еще Пенелопа, иль браком уже сочеталась

            С кем из своих женихов, Одиссеево ж ложе пустое

[35]    В спальной стоит одиноко, покрытое злой паутиной? "

            Кончил. Ему отвечая, сказал свинопас богоравный:

            "Верность тебе сохраняя, в жилище твоем Пенелопа

            Ждет твоего возвращенья с тоскою великой и тратит

            Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали".

[40]    Так говоря, у него он копье медноострое принял;

            В дом тут вступил Телемах, через гладкий порог перешедши.

            С места поспешно вскочил перед ним Одиссей; Телемах же,

            Место отрекшись принять, Одиссею сказал: "Не трудися,

            Странник, сиди; для меня уж, конечно, найдется местечко

[45]    Здесь; мне очистить его не замедлит наш умный хозяин".

            Так он сказал; Одиссей возвратился на место; Евмей же

            Прутьев зеленых охапку принес и покрыл их овчиной;

            Сын Одиссеев возлюбленный сел на нее; деревянный

            С мясом, от прошлого дня сбереженным, поднос перед милым

[50]    Гостем поставил усердный Евмей свинопас, и корзину

            С хлебом большую принес, и наполнил до самого края

            Вкусно-медвяным вином деревянную чашу. Потом он

            Сел за готовый обед с Одиссеем божественным рядом.

            Подняли руки они к приготовленной пище; когда же

[55]    Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,

            Так свинопасу сказал Телемах богоравный: "Отец мой,

            Кто чужеземный твой гость? На каком корабле он в Итаку

            Прибыл? Какие его привезли корабельщики? В край наш

            (Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришел он".

[60]    Так отвечал Телемаху Евмей, свинопас богоравный:

            "Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;

            Он уроженец широкоравнинного острова Крита,

            Многих людей города, говорит, посетил и немало

            Странствовал: так для него уж судьбиною соткано было.

[65]    Ныне ж, бежав с корабля от феспротов, людей злоковарных,

            В хижину нашу пришел он; тебе я его уступаю;

            Делай что хочешь: твоей он защите себя поверяет".

            Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:

            "Добрый Евмей, ты для сердца печальное слово сказал мне;

[70]    Как же могу я в свой дом пригласить твоего чужеземца?

            Я еще молод; еще я своею рукой не пытался

            Дерзость врага наказать, мне нанесшего злую обиду;

            Мать же, рассудком и сердцем колеблясь, не знает, что выбрать,

            Вместе ль со мною остаться и дом содержать наш в порядке,

[75]    Честь Одиссеева ложа храня и молву уважая,

            Иль, наконец, предпочесть из ахейцев того, кто усердней

            Ищет супружества с ней и дары ей щедрее приносит;

            Но чужеземцу, которого гостем ты принял, охотно

            Мантию я подарю, и красивый хитон, и подошвы

[80]    Ноги обуть; да и меч от меня он получит двуострый;

            После и в сердцем желанную землю его я отправлю;

            Пусть он покуда живет у тебя, угощаемый с лаской;

            Платье ж сюда я немедля пришлю и с запасом для вашей

            Пищи, дабы от убытка избавить тебя и домашних.

[85]    В город ходить к женихам я ему не советую; слишком

            Буйны они и в поступках своих необузданно-дерзки;

            Могут обидеть его, для меня бы то было прискорбно;

            Сам же я их укротить не могу: против многих и самый

            Сильный бессилен, когда он один; их число там велико".

[90]    Царь Одиссей хитроумный ответствовал так Телемаху:

            "Если позволишь ты мне, мой прекрасный, сказать откровенно, -

            Милым я сердцем жестоко досадую, слыша, как много

            Вам женихи беззаконные здесь оскорблений наносят,

            Дом захвативши такого, как ты, молодого героя:

[95]    Знать бы желал я, ты сам ли то волею сносишь? Народ ли

            Вашей земли ненавидит тебя, по внушению бога?

            Или, быть может, ты братьев винишь, на которых отважность

            Муж полагается каждый при общем великом раздоре?

            Если б имел я и свежую младость твою и отважность -

[100]   Или когда бы возлюбленный сын Одиссеев, иль сам он,

            Странствуя, в дом возвратился (еще не пропала надежда) -

            Первому встречному голову мне бы отсечь я позволил,

            Если бы, им на погибель, один не решился проникнуть

            В дом Одиссея, Лаэртова сына, чтоб выгнать оттуда

[105]   Шайку их. Если б один я с толпой и не сладил, то все же

            Было бы лучше мне, в доме моем пораженному, встретить

            Смерть, чем свидетелем быть там бесчинных поступков и видеть,

            Как в нем они обижают гостей, как рабынь принуждают

            Их угождать вожделениям гнусным в обителях царских,

[110]   Как расточают и хлеб и вино, беспощадно запасы

            Все истребляя и главного дела окончить не мысля". -

            "Добрый наш гость, - отвечал рассудительный сын Одиссеев, -

            Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;

            Нет, ни мятежный народ не враждует со мною, ни братьев

[115]   Также моих не могу я винить, на которых отважность

            Муж полагается каждый при общем раздоре, понеже

            В каждом колене у нас, как известно, всегда лишь один был

            Сын; одного лишь Лаэрта имел прародитель Аркесий;

            Сын у Лаэрта один Одиссей; Одиссей равномерно

[120]   Прижил меня одного с Пенелопой. И был я младенцем

            Здесь им оставлен, а дом наш заграбили хищные люди.

            Все, кто на разных у нас островах знамениты и сильны,

            Первые люди Дулихия, Зама, лесного Закинфа,

            Первые люди Итаки утесистой мать Пенелопу

[125]   Нудят упорно ко браку и наше имение грабят;

            Мать же ни в брак ненавистный не хочет вступить, ни от брака

            Средств не имеет спастись; а они пожирают нещадно

            Наше добро и меня самого напоследок погубят.

            Но, конечно, того мы не знаем, что в лоне бессмертных

[130]   Скрыто. Теперь побеги ты, Евмей, к Пенелопе разумной

            С вестью о том, что из Пилоса я невредим возвратился.

            Сам же останусь я здесь у тебя; приходи к нам скорее.

            Но берегись, чтоб никто не проведал, опричь Пенелопы,

            Там, что я дома: там многие смертию мне угрожают".

[135]   Так Телемаху сказал ты, Евмей, свинопас богоравный:

            "Знаю, все знаю, и все мне понятно, и все, что велишь ты,

            Будет исполнено; ты же еще мне скажи откровенно,

            Хочешь ли также, чтоб с вестью пошел я и к деду Лаэрту?

            Бедный старик! Он до сих пор, хотя и скорбел о далеком

[140]   Сыне, но все наблюдал за работами в поле и, голод

            Чувствуя, ел за обедом и пил, как бывало, с рабами.

            С той же поры, как пошел в корабле чернобоком ты в Пилос,

            Он, говорят, уж не ест и не пьет, и его никогда уж

            В поле никто не встречает, но, охая тяжко и плача,

[145]   Дома сидит он, исчахлый, чуть дышащий, кожа да кости".

            Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:

            "Жаль! Но его, как ни горько мне это, оставить должны мы;

            Если бы всё по желанию смертных, судьбине подвластных,

            Делалось, я пожелал бы, чтоб прибыл отец мой в Итаку.

[150]   Ты же, увидевши мать, возвратись, заходить не заботясь

            В поле к Лаэрту, но матери можешь сказать, чтоб немедля,

            Тайно от всех, и чужих и домашних, отправила к деду

            Ключницу нашу обрадовать вестью нежданною старца".

            Кончив, велел он идти свинопасу. Взяв в руки подошвы,

[155]   Под ноги их подвязал он и в город пошел. От Афины

            Не было скрыто, что дом свой Евмей, удаляся, покинул;

            Тотчас явилась богиня, младою, прекрасною, с станом

            Стройно-высоким, во всех рукодельях искусною девой;

            В двери вступив, Одиссею предстала она; Телемаху ж

[160]   Видеть себя не дала, он ее не приметил: не всем нам

            Боги открыто являются; но Одиссей мог очами

            Ясно увидеть ее, и собаки увидели также:

            Лаять не смея, они, завизжав, со двора побежали.

            Знак головою она подала. Одиссей, догадавшись,

[165]   Вышел из хижины; подле высокой заграды богиню

            Встретил он; слово к нему обращая, сказала Афина:

            "Друг Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

            Можешь теперь ты открыться и все рассказать Телемаху;

            Оба, условяся, как женихам приготовить их гибель,

[170]   Вместе подите немедля вы в город; сама я за вами

            Скоро там буду, и мстительный бой совершим совокупно".

            Кончив, жезлом золотым прикоснулась она к Одиссею:

            Тотчас опрятным и вымытым чисто хитоном покрылись

            Плечи его; он возвышенней сделался станом, моложе

[175]   Светлым лицом, посмуглевшие щеки стали полнее;

            Черной густой бородою покрылся его подбородок.

            Собственный образ ему возвративши, богиня исчезла.

 

Джон Флаксман - Афина возвращает Одиссею прежний облик, чтобы Телемах узнал отца

            В хижину снова вступил Одиссей; Телемах, изумленный,

            Очи потупил: он мыслил, что видит бессмертного бога.

[180]   В страхе к отцу обратяся, он бросил крылатое слово:

            "Странник, не в прежнем теперь предо мной ты являешься виде;

            Платье не то на тебе, и совсем изменился твой образ;

            Верно, один из богов ты, владык беспредельного неба;

            Будь же к нам благостен; золота много тебе принесем мы

[185]   Здесь с гекатомбой великой, а ты нас, могучий, помилуй".

            Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:

            "Нет, я не бог; как дерзнул ты бессмертным меня уподобить?

            Я Одиссей, твой отец, за которого с тяжким вздыханьем

            Столько обид ты терпел, притеснителям злым уступая".

[190]   Кончив, с любовию сына он стал целовать, и с ресницы

            Пала на землю слеза - удержать он ее был не в силах.

            Но - что пред ним был желанный отец Одиссей, не поверя, -

            Снова, ему возражая, сказал Телемах богоравный:

            "Нет, не отец Одиссей ты, но демон, своим чародейством

[195]   Очи мои ослепивший, чтоб после я горестней плакал;

            Смертному мужу подобных чудес совершать невозможно

            Собственным разумом: может лишь бог превращать во мгновенье

            Волей своей старика в молодого и юношу в старца;

            Был ты сначала старик, неопрятно одетый: теперь же

[200]   Вижу, что свой ты богам, беспредельного неба владыкам".

            Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

            "Нет, Телемах, не чуждайся отца, возвращенного в дом свой;

            Также и бывшему чуду со мною не слишком дивися;

            К вам никакой уж другой Одиссей, говорю я, не будет,

[205]   Кроме меня, претерпевшего в странствиях много и ныне

            Волей богов приведенного в землю отцов через двадцать

            Лет. А мое превращение было богини Афины,

            Мощной добычницы, дело; возможно ей все; превращен был

            Прежде я в старого нищего ею, потом в молодого,

[210]   Крепкого мужа, носящего чистое платье на теле;

            Вечным богам, беспредельного неба владыкам, легко нас,

            Смертных людей, наделять и красой и лицом безобразным".

            Так он ответствовав, сел; Телемах в несказанном волненье

            Пламенно обнял отца благородного с громким рыданьем.

 

[215]   В сердце тогда им обоим проникло желание плача:

            Подняли оба пронзительный вопль сокрушенья; как стонет

            Сокол иль крутокогтистый орел, у которых охотник

            Выкрал еще некрылатых птенцов из родного гнезда их,

            Так, заливаясь слезами, рыдали они и стонали

[220]   Громко; и в плаче могло б их застать заходящее солнце,

            Если бы вдруг не спросил Телемах, обратись к Одиссею:

            "Как же, отец, на каком корабле ты, какою дорогой

            Прибыл в Итаку? Кто были твои корабельщики? В край наш

            (Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришел ты".

[225]   Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:

            "Все я, мой сын, расскажу, ничего от тебя не скрывая;

            Славные гости морей феакийцы меня привезли к вам;

            Всех, кто их помощи просит, они по морям провожают.

            Спал я, когда мы достигли Итаки, и сонный был ими

[230]   На берег вынесен (щедро меня, отпуская в дорогу,

            Золотом, медью и платьем богатым они одарили:

            Все то по воле бессмертных здесь спрятано в гроте глубоком).

            Прислан сюда я богиней Афиной затем, чтоб с тобою

            Вместе врагов истребление здесь на свободе устроить.

[235]   Ты же теперь назови женихов и число их скажи мне;

            Должно, чтоб ведал я, кто и откуда они и как много

            Там их, дабы, все подробно обдумав рассудком и сердцем,

            Мы разрешили, возможно ль двоим, никого не призвавши

            В помощь, их всех одолеть, иль другие помощники нужны?"

[240]   Кончил. Ему отвечая, сказал Телемах благородный:

            "Слышал я много, отец, о деяньях твоих многославных;

            Как ты разумен в совете, какой копьевержец могучий -

            Но о несбыточном мне ты теперь говоришь, невозможно

            Двум нам со всею толпой женихов многосильных бороться.

[245]   Должен ты знать, что числом их не десять, не двадцать: гораздо

            Более; всех перечесть их тебе я могу по порядку;

            Слушай: пришло их с Дулихия острова к нам пятьдесят два,

            Знатны все родом они, шесть служителей с ними; с Закинфа

            Острова прибыло двадцать; а с темнолесистого Зама

[250]   Двадцать четыре: все знатных отцов сыновья; напоследок

            К ним мы и двадцать должны из Итаки причесть, при которых

            Фемий, певец богоравный, глашатай Медонт и проворных

            Двое рабов, соблюдать за обедом порядок искусных.

            Если с такою толпою бороться одни мы замыслим,

[255]   Будет нам мщение горько, возврат твой погибелен будет;

            Лучше подумай о том, не найдется ль помощник, который

            Мог бы за нас постоять, благосклонно подавши нам руку?"

            Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:

            "Выслушай то, что скажу, и в уме сохрани, что услышишь:

[260]   Если б Кронион отец и Паллада великая были

            Наши помощники, стали ль тогда б мы приискивать новых?"

            Кончил. Ему отвечая, сказал Телемах богоравный:

            "Подлинно ты мне надежных помощников назвал; высоко,

            Правда, они в облаках обитают; но оба не нам лишь

[265]   Смертным одним, но и вечным богам всемогуществом страшны".

            Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:

            "Оба они не останутся долго от нас в отдаленье

            В час воздаянья, когда у меня с женихами в жилище

            Царском последний Ареев расчет смертоносный начнется.

[270]   Завтра поутру, лишь только подымется Эос, ты в город

            Прямо пойдешь; там останься в толпе женихов многобуйных.

            Позже туда я приду с свинопасом Евмеем под видом

            Старого нищего в рубище бедном. Когда там ругаться

            Станут они надо мною в жилище моем, не давай ты

[275]   Милому сердцу свободы, и что б ни терпел я, хотя бы

            За ногу вытащен был из палаты и выброшен в двери,

            Или хотя бы в меня чем швырнули - ты будь равнодушен.

            Можешь, конечно, сказать иногда (чтоб унять их буянство)

            Кроткое слово, тебя не послушают; будет напрасно

[280]   Все: предназначенный день их погибели близко; терпенье!

            Слушай теперь, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:

            Я в ту минуту, когда свой совет мне на сердце положит

            Втайне Афина, тебе головою кивну; то заметя,

            Все из палаты, какие ни есть там, доспехи Арея

[285]   Вверх отнеси и оставь там, их кучею в угол сложивши;

            Если ж, приметив, что нет уж в палате там бывших оружий,

            Спросят о них женихи, ты тогда отвечай им: "В палате

            Дымно; уж сделались вовсе они не такие, какими

            Здесь их отец Одиссей, при отбытии в Трою, покинул:

[290]   Ржавчиной все от огня и от копоти смрадной покрылись.

            Мне же и высшую в сердце влагает Зевес осторожность:

            Может меж вами от хмеля вражда загореться лихая;

            Кровью тогда сватовство и торжественный пир осквернится:

            Само собой прилипает к руке роковое железо".

[295]   Нам же двоим два копья, два меча ты отложишь и с ними

            Два из воловьей кожи щита приготовишь, чтоб в руки

            Взять их, когда нападенье начнем; женихам же, конечно,

            Ум ослепят всемогущий Зевес и Афина Паллада.

            Слушай теперь, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:

[300]   Если ты вправду мой сын и от крови моей происходишь,

            Тайну храни, чтоб никто о моем возвращенье не сведал

            Здесь, ни Лаэрт, мой отец, ни Евмей свинопас, ни служитель

            Царского дома какой, ни сама Пенелопа: мы двое -

            Ты лишь да я - наблюдать за рабынями нашими будем;

[305]   Также и многих рабов испытанью подвергнем, чтоб сведать,

            Кто между ними тебя и меня уважает и любит,

            Кто, нас забыв, оскорбляет тебя, столь достойного чести".

            Так, возражая отцу, отвечал Телемах многославный:

            "Сердце мое ты, отец, уповаю я, скоро на самом

[310]   Деле узнаешь; и дух мой не слабым найдешь ты, конечно.

            Думаю только, что опыту всех подвергать бесполезно

            Будет для нас; я об этом тебя убеждаю размыслить:

            Много истратится времени, если испытывать всех их,

            Каждую порознь, начнем мы тогда, как враги беззаботно

[315]   Будут твой дом разорять и твое достояние грабить.

            Но я желаю и сам, чтоб, подвергнувши опыту женщин,

            Мог отличить ты порочных от честных и верных; рабов же

            Трудно испытывать всех, одного за другим, на работе

            Порознь живущих; то сделаешь после в досужное время,

[320]   Если уж подлинно знак ты имел от владыки Зевеса".

            Так говорили о многом они, собеседуя сладко.

            Тою порой крепкозданный корабль, Телемаха носивший

            В Пилос с дружиной, приблизился к брегу Итаки. Когда же

            В пристань глубокую острова судно ввели мореходцы,

[325]   На берег вздвинуть они поспешили его совокупной

            Силой; а слуги проворные, судно совсем разгрузивши,

            В Клитиев дом отнесли все подарки царя Менелая.

            В царский же дом Одиссеев был вестник пловцами немедля

            Послан сказать Пенелопе разумной, что сын, возвратяся,

[330]   В поле пошел, кораблю же прямою дорогою в город

            Плыть повелел (чтоб, о сыне отсутственном в сердце тревожась,

            Плакать напрасно о нем перестала царица). Тот вестник

            Встретился, путь свой окончить спеша, с свинопасом, который

            С вестью подобной к своей госпоже Телемахом был послан.

[335]   К дому царя многославного оба пришли напоследок.

            Вслух перед всеми рабынями вестник сказал Пенелопе:

            "Прибыл обратно в Итаку возлюбленный сын твой, царица".

            Но свинопас подошел к Пенелопе и на ухо все ей,

            Что Телемах повелел рассказать, прошептал осторожно.

[340]   Кончив рассказ и исполнив свое поручение, царский

            Дом он оставил и в поле к свиньям возвратился поспешно.

            Но женихи, пораженные, духом уныли; покинув

            Залу, они у ограды высокого царского дома

            Рядом на каменных гладких скамьях за воротами сели.

[345]   Так говорить им тогда Евримах, сын Полибиев, начал:

            "Горе нам! Дело великое сделал, так смело отправясь

            В путь, Телемах, от него мы подобной отваги не ждали.

            Должно нам, черный, удобнейший к бегу, корабль изготовив,

            В нем мореходных отправить людей, чтоб они убедили

[350]   Наших товарищей в город как можно скорей возвратиться".

            Кончить еще не успел он, как, с места на пристань взглянувши,

            Только что к брегу приставший корабль Амфином усмотрел там;

            Снасти и весла на нем убирали пловцы. Обратяся

            С радостным смехом к товарищам, так он сказал: "Не трудитесь

[355]   Вести своей посылать понапрасну: они возвратились.

            Видно, их бог надоумил какой иль увидели сами

            Быстро бегущий корабль и настигнуть его не успели".

            Так он сказал; те, поднявшись, пошли всей толпою на пристань.

            На берег скоро был вздвинут корабль чернобокий пловцами,

[360]   Бодрые слуги немедля сгрузили с него всю поклажу;

            Сами ж на площади все женихи собрались; но с собою

            Там никому заседать не дозволили. Так напоследок,

            К ним обратясь, Ангиной, сын Евпейтов надменный, сказал им:

            "Горе! Бессмертные сами его от беды сохранили!

[365]   Каждый там день сторожа на лобзаемых ветром вершинах

            Друг подле друга толпою сидели; когда ж заходило

            Солнце, мы, берег покинув, всю ночь в корабле быстроходном

            По морю плавали взад и вперед до восхода Денницы,

            Тщетно надеясь, что встретим его и немедля погубим.

[370]   Демон тем временем в пристань его проводил невредимо.

            Мы же над ним совершить, что замыслили вместе, удобно

            Можем и здесь; он от нас не уйдет; но до тех пор, покуда

            Жив он, исполнить намеренье наше мы будем не в силах;

            Он возмужал и рассудком созрел для совета и дела;

[375]   Люди ж Итаки не с прежней на нас благосклонностью смотрят.

            Должно нам прежде - пока он народа не созвал на помощь -

            Кончить, понеже он медлить, как я в том уверен, не станет.

            Злобой на нас разразившись, при целом народе он скажет,

            Как мы его погубить сговорились и в том не успели;

[380]   Тайного нашего замысла, верно, народ не одобрит;

            Могут, озлобясь на наши поступки, и нас из отчизны

            Выгнать, и все мы тогда по чужим сторонам разбредемся.

            Можем напасть на него мы далеко от города в поле,

            Можем близ города выждать его на дороге; тогда нам

[385]   Все разделить их придется имущество; дом же уступим

            Мы Пенелопе и мужу, избранному ею меж нами.

            Если же вам не угоден совет мой и если хотите

            Жизнь вы ему сохранить, чтоб отцовским владел достояньем, -

            То пировать нам по-прежнему, в доме его собираясь,

[390]   Будет нельзя, и уж каждый особо, в свой дом возвратяся,

            Свататься станет, подарки свои присылая; она же

            Выберет доброю волей того, кто щедрей и приятней".

            Так говорил он; сидя неподвижно, внимали другие.

            Тут, обратяся к собранью, сказал Амфином благородный,

[395]   Нисов блистательный сын, от Аретовой царственной крови;

            Злачный Дулихий, пшеницей богатый, покинув, в Итаке

            Он отличался от всех женихов и самой Пенелопе

            Нравился умною речью, благими лишь мыслями полный.

            Так, обратяся к собранью, сказал Амфином благородный:

[400]   "Нет! Посягать я на жизнь Телемаха, друзья, не желаю;

            Царского сына убийство есть страшно-безбожное дело;

            Прежде богов вопросите, чтоб сведать, какая их воля;

            Если Зевесом одобрено будет намеренье наше,

            Сам соглашусь я его поразить и других на убийство

[405]   Вызову; если ж Зевес запретит, мой совет: воздержитесь".

            Так он сказал, подтвердили его предложенье другие.

            Вставши, все вместе они возвратилися в дом Одиссея;

            В дом же вступив, там на стульях они поместилися гладких.

            Но Пенелопа разумная, дело иное придумав.

[410]   Вышла к своим женихам многобуйным из женских покоев;

            Слух к ней достигнул о замысле тайном на жизнь Телемаха:

            Все благородный глашатай Медонт ей открыл; и, поспешно,

            Взявши с собой двух служанок, она, божество меж женами,

            В ту палату вступив, где ее женихи пировали,

[415]   Подле столба, потолок там высокий державшего, стала,

            Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим.

            Речь к Антиною свою обратив, Пенелопа сказала:

            "Злой кознодей, Антиной необузданный, словом и делом

            Ты из товарищей самый разумнейший - так здесь в Итаке

[420]   Все утверждают. Но где же и в чем твой прославленный разум?

            Бешеный! Что побуждает тебя Телемаху готовить

            Смерть и погибель? Зачем ты сирот притесняешь, любезных

            Зевсу? Не прав человек, замышляющий ближнему злое.

            Иль ты забыл, как'отец твой сюда прибежал, устрашенный

[425]   Гневом народа, которым гоним был за то, что, приставши

            К шайке тафийских разбойников, с ними ограбил феспротов,

            Наших союзников верных? Его здесь народ порывался

            Смерти предать и готов у него был исторгнуть из груди

            Сердце и все, что имел он в Итаке, предать истребленью;

[430]   Но Одиссей, за него заступившись, народ успокоил;

            Ты ж Одиссеево грабишь богатство, жену Одиссея

            Мучишь своим сватовством, Одиссееву сыну готовишь

            Смерть. Удержись! Говорю и тебе и другим в осторожность".

            Тут Евримах, сын Полибиев, так отвечал Пенелопе:

[435]   "О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,

            Будь беззаботна; зачем ты такой предаешься тревоге?

            Не было, нет и не будет из нас никого, кто б помыслил

            Руку поднять на убийство любимца богов Телемаха.

            Нет! И покуда я жив и покуда очами я землю

[440]   Вижу, тому не бывать, иль - скажу перед всеми, и верно

            Сбудется слово мое, - обольется убийца своею

            Кровью, моим пораженный копьем; Одиссей, не забыл я,

            Брал здесь нередко меня на колени и мяса куски мне

            Клал на ладонь и вина благовонного выпить давал мне.

[445]   Вот почему и всех боле людей я люблю Телемаха.

            Нет! Никогда он убийства не должен страшиться, по крайней

            Мере от нас, женихов. Но судьбы избежать невозможно".

            Так говорил он, ее утешая, а мыслил иное.

            Но Пенелопа, к себе возвратяся, там в светлых покоях

[450]   Плакала горько о милом своем Одиссее, покуда

            Сладкого сна не свела ей на очи богиня Афина.

            Смерклось, когда к Одиссею и к сыну его возвратился

            Старый Евмей. Он нашел их, готовящих ужин, зарезав

            Взятую в стаде свинью годовалую. Прежде, однако,

[455]   Тайно пришед, Одиссея богиня Афина ударом

            Трости своей превратила по-прежнему в хилого старца,

            Рубищем жалким одевши его, чтоб Евмей благородный

            С первого взгляда его не узнал и (сберечь неспособный

            Тайну) не бросился в город обрадовать вестью царицу.

[460]   Встретив его на пороге, сказал Телемах: "Наконец ты,

            Честный Евмей, возвратился. Скажи же, что видел? Что слышал?

            В город обратно пришли ль, наконец, женихи из засады?

            Или еще там сидят и меня стерегут на дороге?"

            Так, отвечая, сказал Телемаху Евмей благородный:

[465]   "Сведать о них и расспрашивать мне не входило и в мысли;

            В городе я об одном лишь заботился: как бы скорее

            Данное мне порученье исполнить и к вам возвратиться.

            Шедши ж туда, я с гонцом, от ходивших с тобой мореходцев

            Посланным, встретился - первый он все объявил Пенелопе;

[470]   Только одно расскажу я, что видел своими глазами:

            К городу близко уже, на вершине Эрмейского холма,

            Был я, когда быстролетный, в глубокую нашу входящий

            Пристань, корабль усмотрел; я приметил, что было в нем много

            Ратных; щитами, двуострыми копьями ярко блистал он;

[475]   Это они, я подумал: но правда ли? Знать мне не можно".

            Так он сказал. Телемахова сила святая блеснула

            Легкой улыбкою в очи отцу, неприметно Евмею.

            Кончив работу и пищу состряпав, они с свинопасом

            Сели за стол, и порадовал душу им ужин; когда же

[480]   Был удовольствован голод их сладкой едою, о ложе

            Каждый подумал и сна благодать ниспослали им боги.

 

Примечания к Песни Шестнадцатой:

Стихи 207-208. Афины, мощной добычницы. – Афина, как богиня-воительница, считалась и богиней военной добычи.

Стих 269. Ареев расчет смертоносный – бой.

Стихи 287-288. В палате дымно. – В гомеровскую эпоху главный зал греческого дома – мегарон – освещался факелами и очагом, расположенным в центре его между четырех колонн. Дым выходил в отверстие в потолке, поэтому стены быстро покрывались копотью.