Скажи, зачем ты, рыцарь, сник,
Бредёшь угрюм, как ночь?
Засох на озере тростник,
И снялись птицы прочь.
Какая боль с тобой срослась,
Всех болей тяжелей?
Плодами белка запаслась,
И убран хлеб с полей.
Чело лилейное хранит
Горячий след тоски,
И розы юные ланит
Роняют лепестки.
- Дитя мне встретить привелось
В полях, среди гвоздик.
Был долог шёлк её волос,
А взор был прям и дик.
Я сплёл прелестнице венок
И пояс из цветка.
Она, простёртому у ног,
Пеняла мне слегка.
Безмолвно поднял на коня
Я ту, что всех милей,
И долго песня для меня
Лилась среди полей.
Пучок корней в её руке
Был слаще всяких блюд.
На самом дивном языке
Услышал я: "Люблю!"
Я в грот вошёл за ней, бескрыл,
Была терпка слеза.
И поцелуями закрыл
Я дикие глаза.
Летели сны в кромешной тьме...
Мне снился сон о том,
Что я простёрся на холме
Холодном и пустом.
Там были принцы и пажи,
И каждый худ и слаб.
"Жестокой нашей госпожи
Теперь ты будешь раб!
Беги!" - с трудом шептали мне
Монархи впалым ртом.
И я очнулся на холме,
Холодном и пустом.
И с той поры душою сник,
Брожу, угрюм, как ночь,
Хотя давно увял тростник
И снялись птицы прочь.
Я видел рыцаря –
Увы!, уж был он жив едва!,
Бледней чем лилии чело,
Тоской полны глаза.
Его спросил я : – Почему
Случилась с ним беда?
Уж птицы к югу подались,
Желтеет вкруг листва…
--Гулял я средь лесов, долин,
Где вереск густ цветёт,
И вдруг увидел лэди я,
Бредущую с Холмов.
Эльфийка, хрупкое дитя,
С волной волос до пят,
Бездонны тёмные глаза,
И странно-чужд их взгляд…
Тогда, ни слова не сказав,
Поднял её в седло –
Она взглянула мне в глаза,
И понял всё без слов.
Весь день мы вместе провели,
Бродили по лугам,
Она на странном языке
Шептала песнь цветам.
И улыбалась мне она,
Смотрела вновь в глаза,
И чудилось, что взгляд её
Подёрнула слеза…
Цветы душистые собрав,
Венок и пояс сплёл,
Короновал её в тот час,
Когда в росе весь дол.
А для меня она нашла
В янтарных сотах мёд,
Съедобных травок собрала,
Заботясь в свой черёд.
Под вечер на зелёный холм
Мы поднялись – и вдруг
Открылся сказочный нам грот,
Полуночный приют.
Мы оказались внутри скал,
А в милой – слёз прибой,
И поцелуями закрыл
Глаза я лэди той…
Я задремал, но тяжко сны
Давили мне на грудь,
И я не мог проснуться сам,
Не мог их оттолкнуть!
Мне призраки пришли во снах,
Неся душе испуг :
«Жестокой Дамы пленник ты!,
Войдёшь в наш тесный круг!»
С трудом я веки разомкнул:
Туман вокруг густой…
Та лэди, грот, и блеск долин –
Как будто сон пустой…
И одиноко я с тех пор
Брожу среди полей,
Хотя желта уже листва,
Далёк клик журавлей.
О рыцарь, что тебя томит?
О чем твои печали?
Завял на озере камыш,
И птицы замолчали.
О рыцарь, что тебя томит?
Ты изнемог от боли.
У белки житница полна,
И сжато поле.
Лицо увлажнено росой,
Измучено и бледно,
И на щеках румянец роз
Отцвел бесследно.
Я встретил девушку в лугах -
Прекрасней феи мая.
Взвевалась легким ветерком
Прядь золотая.
Я ей венок душистый сплел:
Потупившись, вздохнула
И с нежным стоном на меня
Она взглянула.
Я посадил ее в седло:
Ко мне склонясь несмело,
Она весь день в пути со мной
Мне песни пела.
И корни трав, и дикий мед
Она мне отыскала -
На чуждом, странном языке
«Люблю» сказала.
Она вошла со мною в грот,
Рыдая и тоскуя:
Закрыли дикие глаза
Четыре поцелуя.
И убаюкан — горе мне! -
Я был на тихом лоне,
И сон последний снился мне
На диком склоне.
Предстала бледная как смерть
Мне воинская сила,
Крича: — La Belle Dame sans Merci
Тебя пленила!
Грозились высохшие рты,
Бессильные ладони…
И я очнулся поутру
На диком склоне.
И вот скитаюсь я один
Без сил, в немой печали.
Завял на озере камыш,
И птицы замолчали.
Зачем здесь, рыцарь, бродишь ты
Один, угрюм и бледнолиц?
Осока в озере мертва,
Не слышно птиц.
Какой жестокою тоской
Твоя душа потрясена?
Дупло у белки уж полно
И жатва убрана.
Бледно, как лилии, чело,
Морщины - след горячих слез.
Согнала скорбь со впалых щек
Цвет блеклых роз.
Я встретил девушку в лугах -
Дитя пленительное фей,
Был гибок стан, воздушен шаг,
Дик блеск очей.
Я сплел венок. Я стройный стан
Гирляндами цветов обвил,
И странный взгляд сказал: люблю,
Вздох томен был.
И долго ехали в лугах
Мы с нею на моем коне,
И голос, полный странных чар,
Пел песню-сказку мне.
Понравились ей — дикий мед
И пища скромная моя.
И голос нежный мне сказал -
«Люблю тебя».
Мы в грот ее вошли. Там я
Ее рыданья услыхал.
И странно дикие глаза
Я целовал.
Там убаюкала затем
Она меня - о, горе мне! -
Последним сном забылся я
В покинутой стране.
Смертельно-бледных королей
И рыцарей увидел я.
«Страшись! La Belle Dame sans Merci
Владычица твоя!»
Угрозы страшные кричал
Хор исступленных голосов.
И вот — проснулся я в стране
Покинутых холмов.
Вот почему скитаюсь я
Один, угрюм и бледнолиц,
Здесь по холмам… Трава мертва.
Не слышно птиц.
"Ax, что мучит тебя, горемыка,
что ты, бледный, скитаешься тут?
Озерная поблекла осока,
и птицы совсем не поют.
Ax, что мучит тебя, горемыка,
какою тоской ты сожжен?
Запаслась уже на зиму белка,
и по житницам хлеб развезен.
На челе твоем млеет лилея,
томима росой огневой,
на щеке твоей вижу я розу,
розу бледную, цвет неживой..."
Шла полем Прекрасная Дама,
чародейки неведомой дочь:
змеи - локоны, легкая поступь,
а в очах - одинокая ночь.
На коня моего незнакомку
посадил я, и, день заслоня,
она с чародейною песней
ко мне наклонялась с коня.
Я сплел ей запястья и пояс,
и венок из цветов полевых,
и ласкалась она, и стонала
так нежно в объятьях моих.
Находила мне сладкие зелья,
мед пчелиный и мед на цветке,
и, казалось, в любви уверяла
на странном своем языке.
И, вздыхая, меня увлекала
в свой приют между сказочных скал,
и там ее скорбные очи
поцелуями я закрывал.
И мы рядом на мху засыпали,
и мне сон померещился там...
Горе, горе! С тех пор я бессонно
брожу по холодным холмам;
королевичей, витязей бледных
я увидел, и, вечно скорбя,
все кричали: Прекрасная Дама
без любви залучила тебя.
И алканье они предрекали,
и зияли уста их во тьме,
и я, содрогаясь, очнулся
на этом холодном холме.
Потому-то, унылый и бледный,
одиноко скитаюсь я тут,
хоть поблекла сырая осока
и птицы давно не поют.
Зачем, о рыцарь, бродишь ты
Печален, бледен, одинок?
Поник тростник, не слышно птиц,
И поздний лист поблек.
Зачем, о рыцарь, бродишь ты,
Какая боль в душе твоей?
Полны у белок закрома,
Весь хлеб свезен с полей.
Смотри: как лилия в росе,
Твой влажен лоб, ты занемог.
В твоих глазах застывший страх,
Увяли розы щек.
Я встретил деву на лугу,
Она мне шла навстречу с гор.
Летящий шаг, цветы в кудрях,
Блестящий дикий взор.
Я сплел из трав душистых ей
Венок, и пояс, и браслет
И вдруг увидел нежный взгляд,
Услышал вздох в ответ.
Я взял ее в седло свое,
Весь долгий день был только с ней.
Она глядела молча вдаль
Иль пела песню фей.
Нашла мне сладкий корешок,
Дала мне манну, дикий мед.
И странно прошептала вдруг:
"Любовь не ждет!"
Ввела меня в волшебный грот
И стала плакать и стенать.
И было дикие глаза
Так странно целовать.
И убаюкала меня,
И на холодной крутизне
Я все забыл в глубоком сне,
В последнем сне.
Мне снились рыцари любви,
Их боль, их бледность, вопль и хрип:
La belle dame sans merci
Ты видел, ты погиб!
Из жадных, из разверстых губ
Живая боль кричала мне,
И я проснулся - я лежал
На льдистой крутизне.
И с той поры мне места нет,
Брожу печален, одинок,
Хотя не слышно больше птиц
И поздний лист поблек.
O what can ail thee, knight at arms,
Alone and palely loitering?
The sedge has wither'd from the lake,
And no birds sing.
O What can ail thee, knight at arms,
So haggard and so woe-begone?
The squirrel's granary is full,
And the harvest's done.
I see a lily on thy brow
With anguish moist and fever dew,
And on thy cheeks a fading rose
Fast withereth too.
I met a lady in the meads,
Full beautiful, a fairy's child;
Her hair was long, her foot was light,
And her eyes were wild.
I made a garland for her head,
And bracelets too, and fragrant zone;
She look'd at me as she did love,
And made sweet moan.
I set her on my pacing steed,
And nothing else saw all day long,
For sidelong would she bend, and sing
A fairy's song.
She found me roots of relish sweet,
And honey wild, and manna dew,
And sure in language strange she said—
I love thee true.
She took me to her elfin grot,
And there she wept, and sigh'd full sore,
And there I shut her wild wild eyes
With kisses four.
And there she lulled me asleep,
And there I dream'd—Ah! woe betide!
The latest dream I ever dream'd
On the cold hill's side.
I saw pale kings, and princes too,
Pale warriors, death pale were they all;
They cried—"La belle dame sans merci
Hath thee in thrall!"
I saw their starv'd lips in the gloam
With horrid warning gaped wide,
And I awoke and found me here
On the cold hill's side.
And this is why I sojourn here,
Alone and palely loitering,
Though the sedge is wither'd from the lake,
And no birds sing.
21 апреля 1819 года английский поэт Джон Китс написал загадочную балладу "La Belle Dame sans Merci" (в переводе с французского - "прекрасная безжалостная дама", это название Китс позаимствовал у французского средневекового поэта Алена Шартье).
Перевод Вильгельма Левика:
Зачем, о рыцарь, бродишь ты
Печален, бледен, одинок?
Поник тростник, не слышно птиц,
И поздний лист поблек.
Зачем, о рыцарь, бродишь ты,
Какая боль в душе твоей?
Полны у белок закрома,
Весь хлеб свезен с полей.
Смотри: как лилия в росе,
Твой влажен лоб, ты занемог.
В твоих глазах застывший страх,
Увяли розы щек.
Я встретил деву на лугу,
Она мне шла навстречу с гор.
Летящий шаг, цветы в кудрях,
Блестящий дикий взор.
Я сплел из трав душистых ей
Венок, и пояс, и браслет
И вдруг увидел нежный взгляд,
Услышал вздох в ответ.
Я взял ее в седло свое,
Весь долгий день был только с ней.
Она глядела молча вдаль
Иль пела песню фей.
Нашла мне сладкий корешок,
Дала мне манну, дикий мед.
И странно прошептала вдруг:
"Любовь не ждет!"
Ввела меня в волшебный грот
И стала плакать и стенать.
И было дикие глаза
Так странно целовать.
И убаюкала меня,
И на холодной крутизне
Я все забыл в глубоком сне,
В последнем сне.
Мне снились рыцари любви,
Их боль, их бледность, вопль и хрип:
La belle dame sans merci
Ты видел, ты погиб!
Из жадных, из разверстых губ
Живая боль кричала мне,
И я проснулся - я лежал
На льдистой крутизне.
И с той поры мне места нет,
Брожу печален, одинок,
Хотя не слышно больше птиц
И поздний лист поблек.
Frank Cadogan Cowper - La Belle Dame sans Merci